Бесконечный коридор, по пять дверей с каждой стороны. Где-то вдали – светится и смердит кухня, рядом с ней – изрыгают сырость душевая и клозет.

У туалета худенький, белобрысый парень коротал время за чтением электронной книги. Анфиса плотнее закуталась в халат, надетый поверх пижамы.

– Ты последний? – спросила она сквозь зевок.

– Я за Григоричем, – прокартавил парень, почесав впалый живот через майку. – Он обещал, что ненадолго. Ему только воды в ведро набрать.

– А в душевой никак?

– Там Люда стирает.

– Ясно, это надолго.

Две очереди: чтобы сходить в туалет и чтобы помыться. Кто бы сомневался, что утро в коммуналке начнется иначе. Анфиса подперла спиной холодную стену, запрокинула голову и закрыла глаза. За дверью возились с тазиками, рядом – то и дело хихикал парень в майке, листая электронные страницы. Наверное, он очень хотел заинтриговать Анфису. Вдруг она спросит, что он читает? Он выдержит паузу, прежде чем ответить, а потом придвинется к ней ближе и, запинаясь, прочитает вслух невероятно смешную выдержку. Она захихикает, невольно коснется его рукой, завяжется дискуссия о любимых авторах и предпочтениях в гаджетах. Непременно поспорят о том, какие книги приятнее читать: электронные или бумажные. И она, наконец, поинтересуется, как его зовут, откуда он сам, где учится-работает. Непременно обсудят соседей по коммуналке. А ближе к вечеру он как бы случайно пройдет мимо ее комнаты аккурат в тот момент, когда она будет выходить в коридор. Она как бы случайно будет уже причесанной и подкрашенной, он – в чистой футболке. Их глаза встретятся. Игривый огонек в зрачках, румянец на щеках. Слово за слово, что ты делаешь сегодня вечером, у меня билет в кино пропадает, почему бы и нет. Потом – свидание, долгие посиделки на парапете Грибанала3… Романтика коммунальной квартиры: там встретились, там полюбили друг друга, там же начали совместную жизнь и нарожали маленьких петербуржцев.

Но Анфиса растеряла всякое желание заводить новые знакомства на съемных квартирах. Слишком много их было за последний год. Из некоторых она выселялась даже с сожалением. С особым теплом вспоминает одинокую восьмидесятилетнюю бабушку с Васьки, у которой за бесценок снимала пятнадцатиметровую комнату. Они могли ночь напролет болтать под малиновый чай. Бабушка рассказывала Анфисе краткое содержание сериала на канале «Россия», делилась впечатлением о поэтическом вечере в Литературном кафе, учила вышивать гладью и смеялась над своим ревматизмом. А Анфиса – секретничала с ней об ухажерах, рассказывала о своем детстве в Новосибирске и объясняла, что такое «добавить в друзья». Рядом мурлыкал кастрированный Борис, в клетке мучилась от бессонницы канарейка…

Но однажды захворал и издох кот, вслед за ним занемогла бабушка. Они умерли с разницей в неделю. Уже на следующий день после бабушкиных похорон объявились многочисленные племянники. Они предложили Анфисе поискать другое жилье и принялись делить просторную двушку на первой линии Васильевского острова. Единственное, что Анфиса смогла найти в историческом центре по дешевке, – это комната в квартире на десять семей. Зато – знаменитый «Дом-утюг»4, и окна смотрят прямо на Демидов мост.

Анфиса гнала от себя мысли о том, что она могла бы не скитаться по съемным коморкам Петербурга, а спокойно жить в уютной квартирке в Новосибирске, в пяти минутах ходьбы от площади Ленина. Но слишком велик был соблазн начать жизнь с чистого листа в другом городе. И именно в Петербурге, о котором с таким теплом вспоминал ее отец. Москву она даже не рассматривала как вариант, памятуя о своих долгих поисках прохода на Новый Арбат с Большой Молчановки глубокой ночью. Безграничные пространства столицы ее душили гораздо сильнее, чем тесные, низкорослые переулки Санкт-Петербурга.