Отец был в командировке неделю. За это время Анфиса изрисовала малахитовой ручкой весь альбом. Однажды даже взяла ее с собой в школу, где чуть не потеряла. А когда отец вернулся домой, она незаметно положила ручку обратно в портфель. Несколько дней ей было стыдно: она ни разу не брала без спроса папины вещи. А если делала что-то нехорошее, то тут же признавалась отцу: всё равно он всегда обо всём догадывался. Но, видимо, на сей раз интуиция его подвела. Он даже не обратил внимание на то, что тугой замок на портфеле был не застегнут. После его гибели Анфиса не раз пожалела, что не выпросила у него эту малахитовую ручку в подарок.

– Твой отец пришел в нашу организацию совсем юнцом, – продолжал Платон Альбертович, попивая мятный чай. – Выпускник военного училища, с блестящими знаниями математики и при этом философ. Гремучая смесь! Не по возрасту сдержанный, рассудительный и педантичный. У него на любой вопрос был готов ответ. Разумеется, такого уникума я не мог упустить. Я сразу же взял его на работу – и ни разу не пожалел об этом. Гриша отличался умением… нет, талантом объединять людей для выполнения самых сложных и судьбоносных проектов. Он строго спрашивал за каждый просчет и к себе был столь же требовательным. Некоторые им восхищались, некоторые боялись, кое-кто, возможно, ненавидел. Но никого он не оставлял равнодушным к своей персоне. Для меня же он был настоящей опорой и надежным другом.

Потом пришло время открыть представительство в Новосибирске. Я уже точно знал, кого сделать директором подразделения. Григорий начал работать на два города: время от времени приезжал в Петербург, чтобы выполнить самые ответственные задания, часто бывал в заграничных командировках. Но большую часть времени он проводил в Новосибирске. Тогда он уже женился на Ирине, вскоре у него появился долгожданный ребенок: дочка Анфиса.

Платон Альбертович по-отечески посмотрел на Анфису. Кажется, если бы они были знакомы чуть больше, чем три дня, он бы обязательно ее обнял, как своё дитя.

– Ты так похожа на своего отца, – сказал он. – Те же большие, светлые глаза. Та же ямка на щеке. И даже прическа – почти как у него. Только усы приделать и сдвинуть брови.

Платон Альбертович снова засмеялся. Анфиса поддалась его заразительному смеху. Она машинально взлохматила свои пшеничные волосы, которые еще несколько дней назад можно было заплести косой, теперь едва прикрывали уши.

– Да, мама всегда в шутку обижалась, что я пошла в папу. Если я что-то натворю – говорила ему: «Ну, всё, твоя дочка, разбирайся с ней! Я ни при чём!»… Платон Альбертович, вы были знакомы с моей мамой?

– К сожалению, я общался с ней только раз, когда был проездом в Новосибирске. Мы даже прогулялись в парке вчетвером: я, твои родители и ты. Да-да, разок я тебя все-таки увидел. Ты это вряд ли помнишь, слишком мала была.

Анфиса действительно не помнила, чтобы когда-либо прежде видела Платона Альбертовича. Поэтому очень удивилась его словам.

– Я сожалею, что твоя мама так рано ушла. У твоих родителей были очень нежные отношения.

Анфиса еще раз погладила узорчатую фоторамку, которую всё еще держала в своих руках, и осторожно поставила ее на стол.

– Платон Альбертович. Вы сказали, что мой папа работал здесь, в Петербурге, и развивал контору в Новосибирске, хотя я всю жизнь была уверена, что он служил в контрразведке. Но вы так и не сказали, в чем именно заключалась его работа. Может, пришло время мне узнать, что такое на самом деле ООО «Фортуна»?

Падзеев сложил кисти рук замком на затылке, сжал губы. Потом подошел к окну и посмотрел на Юсуповский сад.