– Я думала вам, как образованному человеку, это и так хорошо известно. – Удивилась в ответ Бузек.

– Да с чего бы это?! Я по специализации географ!

Качмарек жестом остановил на глазах зарождающийся скандал и велел пани Людгарде продолжить рассказ. Молодая учительница посетовала на то, что и продолжать, в общем-то, нечего. Она заявила Фабисяку о том, что без расследования это дело оставлять нельзя, и она прямиком из его кабинета отправится в полицию, чем бы это ей не грозило. Услыхав это, директор крайне непрофессионально сымитировал сердечный приступ, а когда его раскусили, упал на колени и попросил не губить.

– Прошу заметить, что просил я не за себя, а исключительно за честь возглавляемого мною учебного заведения. – Вставил реплику Фабисяк. – И вы поймите – я не против расследования, а очень даже за. Но, не понаслышке зная о повадках местной полиции, доверить ей это расследование и свою судьбу не мог никак. А потому и предложил пани Людгарде обратиться за помощью к самому уважаемому в городе частному сыщику.

Одному Богу известно сколько сил понадобилось инспектору Смыку, чтобы не взорваться и промолчать. Качмарек же наоборот заметно расцвёл, приосанился, а его небольшие щёчки чуточку налились розовым. Как бы невзначай пробежавшись по физиономиям коллег и товарищей, на предмет прочтения их реакции на столь патетичные речи, сказанные в его адрес целым директором, ничего кроме скепсиса и сарказма им, увы, на этих физиономиях замечено не было.

– Завидуют. – Подумал Влодьзимеж, вспомнив, как когда-то на собраниях именно с такими же сарказмом и скепсисом смотрел на звезду школы Эльжбету Тжебятовски, получавшую очередную почётную грамоту из трясущихся рук жирного похотливого чиновника из министерства образования.

Качмарек засыпал директора и учительницу уточняющими вопросами, чтобы затем подытожить:

– Итак, если я всё правильно понял, некто называемый далее злоумышленником и сходными по смыслу словами, под покровом ночи, незаметно для сторожа проник в здание школы, взобрался по лестнице на второй этаж, вскрыл отмычкой две двери – в класс химии и затем в лабораторию, взломал сейф, украл таблетки и опять же никем незамеченным убрался восвояси?

– Ну, лично мне так всё и представляется. – Согласился Фабисяк. – Только не забывайте, что и двери сейф не выглядят взломанными. Их открыли, а потом и закрыли, не повредив замки. Вот в чём загвоздка.

– Безо всяких следов взлома?

– Я, вроде бы, так и сказал. И ключ от сейфа существует в единственном экземпляре – это я тоже спешу напомнить.

– Пани, Людгарда, а у кого-нибудь из ваших домашних был доступ к ключу от сейфа?

– Исключено. Я живу в квартире одна.

– Ключ от сейфа у вас с собой?

– Да, вот он. – Бузек потянула вверх золотую цепочку, висевшую всё это время на её шее, и обнажила увесистый ключ, с бросавшимся в глаза множеством выступов и бороздок. – Я хотела на фоне всех этих событий сдать его на пункт охраны, но пан Тадеуш сказал, что теперь слишком поздно.

– Так, – продолжил допрос Качмарек, – а вы проводили беседу со сторожем? Может он чего-то видел, слышал или может даже принимал непосредственное участие?

– Нет! – Как отрезал директор Фабисяк. – Я, действительно, общался со сторожем, надеясь, что он сам чего-нибудь интересного расскажет, но ничего подобного не произошло. Одна пустая болтовня. И я даже подумал, что сейф ограбил именно он и теперь будет косить под дурака, либо кто-то другой, но сторожем при этом не замеченный. Сторож мог вскрыть замки в классы, но ключа от сейфа быть у него не могло. А может и могло. Всякое могло.