Вечер…

Луна-недотрога…

Наберу тебе… Вроде б я ненароком.

Спрошу: верить ли слухам?

А за окном – всё листва-листва… —

Славные, что вы знаете про оди-ночества?..-

Это я – духам.

Штирлиц спал.

Он проснётся ровно через двадцать минут.

Обычно во сне он ходил в Непал,

Мечтал: «когда-то останусь тут».

Он взбирался на вершину горы —

Там можно не разменивать себя на остальной мир,

А можно было схватиться за плавник чёрной дыры

И улететь, ну, скажем, на Альтаир.

Но нужно поспать.

Через десять минут – рассвет.

Он точно знал: где-то здесь подземный ход в Сталинград,

Но лыжная трасса вела в Тибет…

В последние минуты сна

Штирлиц, как правило, посещал Париж,

Он был бы не против сделать глоток вина,

Да только в небе Монмартра вовсю сияла строка: Проснись! Ты всё ещё спишь.

Он открывал глаза в тот момент, когда на подоконник влезал

Профессор Плейшнер – тот плясал, и кричал:

Клянусь богами Валгалл! —

Но пока вы спите, спит и война

Вот чтоб я пропал!..

Должно быть, у вас уже аллергия ко всем разновидностям сна,

Но… слышите, как там горланят, что Гитлер капут?..

И Штирлиц, кивая: Sehr gut,

Снова уходит в Непал.

Но он проснётся ровно через двадцать минут.

– Эй, разгильдяи,

Что уселись? Займитесь делом!

А мы не разгильдяи, мы – разглядяи.

Мы глядим, как солнце пускает стрелы,

Смотрим, как под этими стрелами гусеница

Становится бабочкой (мы знаем, что после она превратится наоборот —

В гусеницу и куколку).

Потому что есть бабочко-кукло-ворот.

Видим, что у деда Егора, что на нас кричит

Туманится грусть у лица,

И от этого у него около сердца горчит.

Созерцаем (громко сказано, да?),

Как прорастают листья.

По их прожилкам, как по ладоням, можно гадать,

И даже выискивать всякие истины.

Я знаю, что годы – как ледокол…

Но когда-нибудь снова наедине

Мы будем с тобою смотреть, как ночной богомол

Отважно шагает навстречу полной луне.

Года два мы уж хотели это сделать, да всё никак – то страшно, то некогда, и вот – решились. Пришли туда вдвоём с Симой, компания наша к тому моменту распалась: Лиза с родителями в другой город переехала, мы на пары разбились – я с Симой, Майк с Деби – у них там какие-то свои дела образовались, встречались мы теперь редко, то пятое, то десятое… И вот, наконец, мы с Симой к этим развалинам притопали. Нет… что-то я не с того начал. Так моя история непонятной получается. Лучше я всё с начала расскажу. Итак…

Мы жили в самом верху Драконского переулка. Выше только горы. Ну, если не считать, что прям за нами жил Яка-Джон, а уж за ним… Странноватое имя, да. Но все его так звали, мы тоже. Бобылём жил, один, жену схоронил когда-то. Нормальный был дед, яблоками угощал. Только просил в сад к нему не лазать, мол, ветки ломаем, а хотите полакомиться, так вот, держите. И выкатывал целую тележку. А мы и не против – не ломать, так не ломать. Яблок у него наберём, так что рюкзак чуть не лопнет, и вперёд – до самых высот! С пятого класса мы там бродили, каждую тропку, деревце и былинку выучили, а однажды, на каникулах между восьмым и девятым, наткнулись на руины какие-то. Один дом или, может, два-три – сложно сказать. Случайно нашли. Мы прежде там уж сто раз мимо ходили и ничего не видели. А как там увидишь, если всю округу когда-то засыпало огромными каменюками, а потом, наверное, дожди шли, земли нанесли, а сверху трава выросла. Ещё подумали, что это во время войны тут мина взорвалась или что-то типа того. Да мы б и дальше ничего не замечали, но Майкл глазастый кричит: «Эй, подождите, что это?». Подходим, а там крыша из металлических листов. Заглянули, конечно, но спускаться не пойми куда (а там внутри темень сплошная), не рискнули. Точнее, первый раз не рискнули. А недельки через две взяли мы жумары, лопату, кирку, ещё кой-какие инструменты и двинулись.