Наконец, я добрался до церкви. Дверь плохо поддавалась. Или это я так сильно ослаб? Внутри было пусто. Я зашел и перекрестился, хотя раньше никогда этого не делал. Родители, воспитанные при советском режиме, не были воцерковленными и азам христианства меня не учили.

Храм был наполнен светом, исходящим от позолоченных икон, в которых отражались свечи. Мне стало тут так тепло и уютно, что захотелось остаться здесь насовсем. «Вот оно, благолепие». Я начал разглядывать иконы. От Божьей Матери Владимирской словно веяло елейным теплом. Подошел батюшка, перекрестился перед иконой. Я развернулся к нему:

– Батюшка, помогите мне! Я не могу понять, что со мной происходит!

Он посмотрел на меня полным тепла и любви взглядом и произнес:

– А что с тобой происходит, сынок?


***

Пятью годами ранее…

Электричка подъезжала к станции московского метро Новослободская. Впереди меня ждала пересадка на Серпухово-Тимирязевскую линию и дальше на автобус до родного города. Вера не очень обрадовалась, когда я ей сказал, что мне надо уехать к родителям, но ничего, потерпит: надо же привезти ключи от деревенского дома, в этом году я точно в Бурыкино больше не поеду. Я подошел к выходу. Передо мной стоял парень, и я не мог понять, выходит он или нет. Я вперился ему в затылок, почему-то мысленно задав вопрос:

– «Парень, ты выходишь?»

Парень закивал и почесал ухо. Мне это показалось забавным. Я повторил.

– «Парень, ты выходишь?»

Парень поправил лямку сумки и рявкнул в ответ:

– Да выхожу я, выхожу!

От неожиданности я отшатнулся назад.

– Смотри, куда прешь! – раздался сзади грубый мужской голос, и мне в спину уперся чей-то кулак.

Я вышел. Вокруг меня кишела людская толпа, а я стоял как истукан посередине станции и не мог пошевелиться. Никак не мог осознать, что же сейчас произошло. Навстречу мне, сгорбившись, шла маленькая худая женщина слегка за пятьдесят в бело-рыжем платке и синей куртке. Она тащила за собой тяжелый тюк, вызывая жалость у прохожих. Я посмотрел на нее в упор и отчетливо услышал у себя в голове женский голос: «…Какой же козел, эх, и какой же козел! Я ведь знала, что он туда не просто так шастает…». Повернувшись направо, я увидел неопрятного вида пузатого мужика в кожаной куртке с озадаченным видом: «Зарплата будет через два дня, где же мне взять денег-то? Может, у Ленки занять?» Рядом с матерью шел ребенок того же возраста, что и моя Аришка. В голове четко отпечатались его мысли: «…Мама не купит, сто пудово, надо попросить у Кости поиграть, может, даст…». Только мне пришла мысль, что же будет, если я одновременно начну слышать всех, как в мое сознание хлынул мощный поток мыслей всех проходящих мимо людей. Женские, мужские, детские голоса заполонили мою голову, оглушая и сводя меня с ума. Я схватился за голову и закрыл уши, но, конечно же, мне это не помогло. Меня начало мутить, и я присел на корточки.

– Вам помочь? – ко мне подошел худощавый милиционер.

В ту же секунду все прекратилось. Я отдышался и поднял глаза на подошедшего:

– Спасибо, мне просто стало плохо. Но уже все хорошо. Спасибо!

Милиционер кивнул и пошел дальше. Я встал, отряхнулся и хотел было идти в сторону перехода на другую станцию, когда увидел стоящего на краю платформы парня в красной куртке с цифрами 96 на спине и черной шапке набекрень. Он стоял совсем близко к краю и раскачивался. То ли пьяный, то ли самоубийца. Я услышал, что электропоезд уже совсем рядом. Побежал, чтобы схватить его и оттолкнуть. Парень был всего в метрах семи от меня, когда он повернул голову направо и шагнул. Моя вытянутая рука схватила воздух. Люди на станции закричали. Раздался визг тормозов состава. В следующее мгновение в меня врезались два высоких несуразных подростка, полностью перегородив мне весь обзор. Даже не извинившись, они продолжили свой путь, открыв моим глазам абсолютно пустую платформу. Никаких признаков произошедшей трагедии, будто это все было лишь мороком. Стоявший в ожидании электропоезда старик посмотрел на меня, как на умалишенного. Я закрыл глаза и медленно выдохнул.