Тут он просто начал хихикать, трясясь и шмыгая носом. Преодолев отвращение, я достал из кармана стакан и поставил на стол.

– Ты пришёл в бар со своим стаканом? – перестал смеяться Дион. – Что-то новенькое.

– Это не мой стакан. Из него пил один хмырь, касался его своими слюнявыми губами. А это, – я достал из другого кармана свёрнутую салфетку, – волос одной девушки. Окажи услугу.

– О! – Глаза Диона засверкали. – Ты украл стакан Шеина? – Дион понюхал и скривился: – Неужели он пил такую сивуху? Мне казалось, малыш мог себе позволить хорошие напитки.

– Дион, ради всего порочного, не задавай вопросов. Просто сделай.

– Да легко! Эй, милая! Солнышко, подойди!

К нам подошла неприлично юная кудрявая брюнетка в одной короткой юбке в клеточку. Жуя жвачку, она посмотрела на меня, потом – на Диона.

– Оформи мне стакан, сладенькая! – попросил Дион, трясясь от еле сдерживаемых истерических хихиканий.

– Стакан чего? – уточнила девица, перекатывая во рту комок жевательной резинки.

– На твой нежный вкус, дорогая… Водки, конечно. Водки. Вот сюда, в этот стакан.

– Ага. Щас устрою.

Девица удефилировала в сторону стойки.

– Это ещё кто? – спросил я.

– Это Эллада, новенькая. Идентифицирует себя как богиня и пытается справиться с комплексами при помощи вызывающего лука.

– Лука? Идентифицирует? – скривился я. – Ты что, уже в сопли?

– Просто повторяю, что слышал. Я понял не больше твоего.

Эллада вернулась быстро, с бутылкой. Наполнила стакан до краёв.

– Что значит, «богиня»? – спросил я.

– Значит, что я считаю себя богиней, – сказала девица, бросив на меня вызывающий взгляд. – И ты будешь уважать моё мнение на этот счёт.

– Ты ведь понимаешь, никаких богов и богинь, кроме Единого, не существует? – ласково спросил я, заподозрив, что говорю с конченой идиоткой.

– Конечно, – фыркнула Эллада. – Я – исключительная.

И ушла.

– Люблю её, – сказал Дион. – Женюсь на ней. Точно, женюсь.

С этими словами он взял волосок Кометы и бросил его в стакан. Зашептал что-то, трясясь и закатывая глаза, как припадочный. Волос растворился, водка приняла бледно-розовый оттенок.

Хихикнув, Дион схватил стакан. Розоватая жижа выплеснулась в лужёную глотку старика.

Донышко стакана ударило по столешнице. Дион, запрокинув голову и, зажмурившись, улыбнулся. Выражение его лица сделалось блаженным, будто он отведал прекраснейшего вина.

– Я на сто процентов уверен, – шевельнулись его губы.

– Очень за тебя рад. В чём именно?

Дион резко опустил голову и уставился на меня налитыми кровью глазами.

– Ничего, – прохрипел он. – Общих родственников у этих двоих – только Адам и Ева.

Мелиссен заметил их ещё когда они были на улице. Стайка пацанов, на вид несовершеннолетних. Явно поддатые. Одежда и причёски оставляли желать лучшего. Войти в этот клуб им не светило в любом случае, и до последнего он надеялся, что ребят пронесёт мимо.

Не пронесло.

Первый, в расстёгнутой дублёнке, которую донашивал, наверное, за отцом, вскочил на крыльцо. Допил залпом пиво и разбил бутылку о стену. Взревел дурным голосом под аккомпанемент хохота дружков.

«Чё, погнали, затусим», – услышал Мелиссен.

За спиной была дверь, сдавать которую нельзя. Впереди – выход наружу. Пальцами правой руки Мелиссен мял сигарету – планировал выйти покурить. Не срослось…

Открылась дверь, и холодный ветер ворвался внутрь вместе с галдящими малолетками.

Тот, что в дублёнке, перестал смеяться и, сделав зверскую рожу, встал напротив Мелиссена.

– Чё, братишка, мы зайдём тусануть?

– Сегодня частная вечеринка, ребята, – сказал Мелиссен спокойно.

Это был предпочтительный ответ. Не оскорблять, не унижать. Минимизировать возможность конфликта.