– Идите. Сейчас выполняйте свои обязанности. Читайте кодекс. Проведете баллистическую экспертизу по этому прапорщику отдельно. И побыстрее: чистая необходимая оборона. По этому эпизоду вынести постановление о прекращении дела за отсутствием состава и все силы – на Керимбаева…

Все силы на Керимбаева. Легко сказать. Может, формально Тишко и был прав, но ведь можно было взять солдата живым. Можно.

Когда открывали последний ящик со снайперскими винтовками, Тишко выдохнул:

– Ну, вроде все в порядке. Зря вы не поверили ревизии. Керимбаев, конечно, сволочь, но вряд ли он успел залезть в склад.

– Диктуйте номера. – Алексей злился на себя за затею с повторным осмотром и жалел потерянное время, которое можно было бы потратить на очередной допрос.

– 22–19.

– Отметил.

– 22–20.

– Есть.

– 22–21.

– Следующий.

– Все. Тишко выпрямился. Была последняя.

– А номер 22–22 пропустили? – Алексей посмотрел на Тишко и заметил, как тот переменился в лице. – Где номер четыре двойки?..

Хотя все ящики переставили уже раза по три, снайперской винтовки № 2222 в помещении склада не оказалось…

Нертов составил протокол, прилепил поверх печати Тишко еще свою, прокурорскую, на дверь склада, посадил прапорщика в уазик (придется повторно допрашивать) и поехал докладываться по ЗАС прокурору: придется вешать на часть еще одну «палку».

Теперь поведение Керимбаева при желании объяснить было можно: утащил солдат сдуру винтовку куда-то в ближайшие кусты, чтобы впоследствии попытаться продать. Разводящий при смене постов мог заметить срыв печати и пообещать разобраться. Или, еще проще, от самого же Керимбаева узнал о краже и, надеясь на скорый дембель, потребовал, чтобы тот вернул оружие. А может, просто решил сам подзаработать, лишив таким образом товарища дополнительных денег – во всяком случае, возникла ссора, и Керимбаев разрядил свой автомат.

То, что все равно его поведение нелогично – так придурок же: не подумал о последствиях. О какой логике можно было говорить, когда двое дезертиров, за которыми он как-то гонялся по тайге, объясняли свои действия тем, что, дескать, хотели года четыре пожить в лесу, промышляя охотой, а потом сдаться (якобы срок привлечения к ответственности пройдет)? Детский лепет, да и только.

Что-то похожее могло быть и с Керимбаевым. Только непонятно, почему ничего не сказал ефрейтор, сменивший его на посту у склада? Ведь, если разводящий заметил нарушение пломбы, новый часовой должен был об этом знать. Значит, все же сам Керимбаев рассказал разводящему о винтовке. Значит ли?..

– Нертов передопросил и Тишко, и сменщика Керимбаева – ефрейтора Григорьева. Прапорщик (и ему-то Алексей верил) утверждал, что хотя оружие не сверял уже несколько месяцев поштучно, но никого постороннего на складе не было, а сам он, естественно, из своего склада «ствол» не потянул бы: кто ж еще отвечать будет. Замок на складе открыть – дело плевое (сколько раз просил начбоя, чтобы сменили!). Но склад-то все время под охраной, да и опечатан к тому же.

Григорьев, поняв наконец, что ему скорый дембель не светит, начал судорожно вспоминать всякие нужные и ненужные подробности армейской жизни:

– Керимбаев, он все время пытался спать на посту. Об этом все знают. Серега, ну, тот разводящий, которого он грохнул, не раз предупреждал, что вложит ротному, если поймает спящим. Да, видно, не успел. Но, когда мы менялись, Нурик не спал. Правда, какой-то дерганый был, сказал, что проблема есть. Серега ему: «Ты, мол, затрахал уже своими проблемами, давай скорее меняйся», а Нурик в ответ что-то заворчал по-своему и пошел.