– Кристина, – его голос звучит совсем тихо, но она всё равно вздрагивает от того, как звучит её имя в его устах. Будто провели ногтем по внутренней стороне руки. Шоколад в пальцах тает. – Я не знаю, что от тебя понадобилось и кому, но обещаю, что выясню. Тени никогда не тревожили Академию.

– Спасибо, – выдыхает она. И тут же поясняет: – В смысле, что вытащил из палаты. Я не могла там оставаться. Стены давили.

– Я так и понял. Тоже не люблю больницы.

– Моя мама… она умирала в одной из них. А потом Лиза, моя сестра… нет-нет, с ней всё в порядке, но однажды она попала в мотоаварию. И ей пришлось несладко.

– Чёрт. – Кирилл делает последнюю затяжку и гасит окурок о пачку сигарет. – Сочувствую.

Кристина смаргивает слёзы. Сейчас, после нападения и тревожного утра в больнице, она чувствует слабость и уязвимость, и боль от потери вспыхивает так, будто никуда и не делась, только ждала момента, чтобы ужалить.

– Спасибо, – голос дрожит. – Кажется, я до сих пор не оправилась от её смерти. Мама была удивительной! Знаешь, постоянно исследовала магию, участвовала в ритуалах, училась. Папа её звал маленьким вихрем. И вот… оказалась не в том месте и не в то время. Когда она умерла, папа ночевал в машине, в которой она ездила, потому что та хранила её запах.

– От неё у тебя любовь к знаниям?

– И от дедушки, маминого отца. С него началась наша мастерская.

– А чем занимается твоя старшая сестра?

– В основном лавкой. Делает амулеты, я только помогаю. И она увлекается музыкой и мотоциклами.

Кристина набирается смелости и смотрит на Кирилла, который изучает её. И вдруг протягивает руку, чтобы убрать налипшую прядь за ухо.

Вот тебе и кирпичики. Рушится её стена, рушится её мир – и в то же время наполняется чем-то иным, что пахнет дымом и пламенеет.

На солнце едва заметно, как вокруг Кирилла чуть сгущается воздух. Ей хочется прикоснуться к его магии, такой непохожей на то, что она видит у других магов. И в то же время – чтобы он её обнял.

– У моей матери отняли магию. Никогда не забуду ужас в её взгляде. И сегодня мне показалось, что в твоих глазах мелькнул тот же страх.

– Такое возможно?

– В этом мире всё можно разрушить и разбить на осколки. Любую силу, любое чувство можно снести до основания и обнажить до скелета. А потом раскрошить и его. И маги – не исключение, – в его словах звучит печаль.

– Поэтому… ты стал стражем? Чтобы не дать разрушать?

– Возможно. Хотя тогда меня больше волновало, как бы меня не выжгла моя же собственная магия. Никакие практики не помогали, и я решил, что в Школе стражей знают, что делать.

Набравшись смелости, Кристина касается пальцами полоски его кожи между краем перчаток и манжетом рубашки. Робко, готовая в любой момент сделать вид, что вовсе не жалела его. Но Кирилл не убирает руки. Он пускает искры, которые задевают пальцы Кристины: колко, приятно, чуть-чуть щекотно. Шоколад забыт, как и странное утро в лечебнице. Рядом с Кириллом она чувствует себя защищённой, и от теней, и от нежелательных прикосновений – ведь его как раз желанны! Для неё Кирилл похож на благородного рыцаря, готового саму тьму вызвать на поединок, чтобы защитить других, что бы он ни думал о себе.

Тихо плещется озеро, ветерок приносит запах дыма.

– Я не сказала… – она чувствует себя заворожённой тёмным колдуном. – С возвращением из теней.

– Я рад вернуться. Жаль, что не уберёг тебя.

Кажется, из неё выбили дух. Он так близко, а озеро – то самое, рядом с которым она благословила его, – расстилается перед ними глубокой синей гладью. Может, признаться, что она готова благословлять его каждый раз? Поделиться, как ей нравится делить с ним такие моменты?