Что-то меняется, и Кирилл вскакивает, тут же вытаскивая кинжал. Тень кружит рядом, ластится к спине и рукам. На мгновение ему чудится, что он может различить шёпот в своей голове: «Близко. Осторожнее». Наверняка показалось.

По плато широкими прыжками мчит зверь, похожий на волка, только без шерсти, сплошь кости и кожа, серые, как и всё вокруг. Торчат суставы и арки рёбер. Длинный белый язык вываливается из пасти, мощные лапы с длинными когтями едва касаются земли. Кирилл стискивает рукоять кинжала, тело напряжено как струна. Зверь останавливается в паре метров, скалится.

У теней нет ни голосов, ни разума, но Кирилл знает, что с ними можно общаться образами.

Зверь облизывается и скалится. С клыков стекает вязкая чёрная слюна. Рычит, будто спрашивает, что надо. Кирилл достаёт из рюкзака вещи пропавших студентов, которые взял с разрешения их близких из комнат общежития, и кидает их на землю: джинсовая куртка Анны, ботинок Хлои, шарф Влада. Зверь подкрадывается и принюхивается, а потом садится на задние лапы и смотрит тяжёлым взглядом.

Кирилл достаёт из кармана колбу с жидким огнём – попросил в лаборатории сделать забор его крови. Откупорив, он выплёскивает тот перед собой. Зверь молниеносно подскакивает и алчно лакает, а облизнувшись, скалится ещё шире. Подхватив зубами куртку, широкими прыжками уносится по плато.

Виски стискивает боль, и Кирилл морщится. Где-то вдали раздаётся звериный рёв, в котором перекатывается рокотом: «Слушай вой волков». Галлюцинации, так бывает после того, как погуляешь по полям и лесам мира теней.

Некоторые стражи не возвращаются вовсе и поселяются в мире теней навсегда. Или сходят с ума после долгих лет службы.

Боль пронизывает тело, Кирилл едва удерживается на ногах. Тень рвётся с заклинания, бьётся в силках и будто тащит… но куда?! Снова в ту глубину, где ревёт пламенная буря?!

Ну уж нет!

Он обещал вернуться – Саше, Николаю… Кристине.

Сжав зубы, Кирилл собирается и усиливает заклинание, и то, будто плеть, приструняет тень, загоняет обратно под сердце.

Отдышавшись, Кирилл собирает брошенные вещи, стирает символы призыва. Берётся за первый из амулетов, чтобы открыть проход к предыдущей метке. Путь домой долгий. Можно, конечно, открыть сразу в преддверье или даже Москву, но тогда он может привлечь теней с этих слоёв.

После третьей печати и двух привалов Кирилл возвращается в серое поле.

И тут же понимает: рядом тени. Увязались следом? Пальцы покалывает от огня, когда он разворачивается к ним, готовый выжечь. На этот раз – летучие твари с крыльями и широкими лапами, похожие на горгулий, но хотя бы без плоти, только дым. Кирилл отбивается быстро. Взмах кинжала, огненный круг. Развернуться, ударить. Нырнуть под крыло и сжечь дотла.

Не выдержав и устав, Кирилл вытягивает руки в стороны и пускает на них жаркий огонь, в котором вьётся и тень. Одна юркая горгулья проскальзывает и царапает когтями плечо и тут же с визгом сгорает.

От одежды идёт дым. Губы потрескались, хочется пить. Одна печать до дома. Кирилл вываливается в проулок недалеко от дома и закашливается. Какой-то прохожий шарахается от него в сторону и шипит: «Наркоманы!» Кирилл выставляет средний палец, но незнакомец уже ушёл. Как же хочется есть. И поспать.

Достав сигарету, Кирилл прикуривает от огонька на трясущемся пальце. Как же паршиво-то! Прислонившись к стене дома, делает пару затяжек, а потом бредёт в сторону своего. Десять минут медленных шагов, и, докурив, он напевает: «Чёрные сказки белой зимы на ночь поют нам большие деревья…» [3]

Кирилл слышит, как кто-то входит в дом, но у него нет сил встать. Тело ломит, перед глазами пляшут цветные пятна. Он лежит на диване, вытянув ноги, и пускает дым в потолок. Мысли вертятся про ужин, но это ж надо преодолеть головокружение, пошевелиться, заглянуть в наверняка пустой холодильник.