– А ты ведь прав княже, – прищурился и хлопнул ладонь о ладонь Иван Родионович. – Рисково ты поступаешь, но уж больно мудро. Пусть мы тут немножко в прошлом году маху дали, но силушка при нас ещё есть и хан про это знает. А с таким полководцем как ты, эта сила в двукрат сильнее будет. Это и дураку любому ясно. Ничего Тохтамыш против сынка твоего не сделает. Не посмеет. Ну и голова у тебя Великий князь, не голова, а кладезь мудрости неисчерпаемая. Сколько смотрю на тебя, столько и поражаюсь, до чего же Господь иногда щедр, при раздаче ума бывает.

– Ты погоди, погоди, – теперь уже затер ладони Дмитрий Иванович, – а еще мы с Васяткой письмо пошлем, что, дескать, доверяю я брату старшему своему Тохтамышу, как себе, и потому без боязни посылаю к нему самое дорогое. Сына старшего, значит. Прямо-таки и напишем.

– Верно, – хлопнул себя по ноге Квашня. – Вроде, как доверие хану великое, другие-то князья вон каких взрослых обалдуев послали. Мудро!

– Так значит, поддерживаешь мою думу, – вопросительно посмотрел Дмитрий Иванович на собеседника.

– Конечно, поддерживаю.

– Раз поддерживаешь, тогда на совете боярском мысль вот эту и выскажи. Выскажешь.

Иван Родионович кивнул головой и вышел из светлицы княжеской, чтобы, подождав на крыльце своих бояр соратников, вернуться вместе с ними и вместе с князем думу думать.

А мысль для думы князь выразил боярам так.

– Дошли сведения до меня, что хотят некоторые князья у хана ордынского, на меня хулу возвести. Я, конечно, этому не верю, хан-то Тохтамыш мне почитай, как старший брат, но дыма без огня не бывает. Может злыдни какие в Сарае, и замышляют что-то, только все равно я туда поеду. Несмотря ни на что поеду. Назло проискам всех князей супротивных поеду. Не верю я, что хан, брат мой старший против меня злое дело сотворит. А вас я собрал бояре, чтобы наказ вам дать перед отъездом. Чтоб Москву берегли, чтобы за семьей моей следили. С вас только спрос будет. Мне ведь больше спросить не с кого. Клянетесь, что уследите за всем?

– Клянемся! – пять раз к ряду дружно ответили бояре, преданно вглядываясь в Великого князя.

Только Квашня Иван Родионович не участвовал в общем хоре и тяжко вздыхал вместо клятвенных обещаний.

– А ты чего Иван Родионович помалкиваешь, – обратился к боярину князь, как только клятвенное рвение пошло на убыль. – Чего там сопишь, как слепая кляча у ворота? Говори, если чего не так.

– Сомневаюсь я Дмитрий Иванович, – почесал бороду Квашня.

– В чем сомневаешься? – удивленно вскинул брови князь.

– А вот в том и сомневаюсь, что ехать-то тебе сейчас может быть и не стоит. Уж больно время ныне неспокойное. Москва еще до конца от смуты прошлогодней не отстроилась, а ей твой пригляд ныне как никогда нужен. Князь тверской каждую неделю на границах наших охоты да потехи военные устраивает. Новгородцы чего-то там на вече своем шумят почитай каждый день. Не время сейчас тебе уезжать.

– Не ожидал от тебя Иван Родионович таких слов, не ожидал, – соскочив со своего стула, подбежал к боярину Дмитрий Иванович. – Ты же умный человек и знаешь, что если я от приглашения хана откажусь, то он ярлык мой другому отдать может. Надо ехать Иван Родионович, надо.

– Что же ты князь всё сам да сам? – не унимался боярин. – Другого кого-нибудь к хану пошли за ярлыком-то

– Д кого же я на это дело пошлю?

– Сына своего, Василия Дмитриевича.

– Да ты что старый пень, – сердито замахнулся на Квашню князь, – белены что ли по утру сегодня объелся? Чтобы я сына одного к татарам послал? Да ни в жизнь этого не будет. Ему же только двенадцатый год пошел.