– Ну, нет, – погрозил пальцем Дмитрий Иванович, – денег вы от меня не дождетесь. Мне деньги сейчас самому нужны. Восемь тысяч в орду повезу, две тысячи послу Караче собрали, а теперь вы еще просите. Побойтесь Бога и сами ищите.

– Да где же нам найти? – искренне изумился Дионисий. – Их сейчас нет нигде. Все ж для тебя собрали. Ты же даже монастырских запасов не пожалел. Всё выскребли. Не найти нам без тебя денег Дмитрий Иванович. Никак не найти.

– Как не найти? – топнул ногой князь. – Что же ты в митрополиты собрался, а денег искать не хочешь, всё на меня надеешься. Не пойдет так. Письмо о своем согласии на твое поставление дам, про Пимена, как надо, тоже отпишу, а вот деньги сам ищи. Не всё мне за вас делвть.

Дмитрий Иванович отвернулся от посетителей к окну, показывая всем своим видом, что разговаривать с ними он больше не намерен. Дионисий с Федором поклонились в княжескую спину, и вышли за порог.

Как только дверь отскрипела выход духовных лиц, князь обернулся и звонко призвал к себе нового стольника.

– Вот что Вася, – собери-ка быстренько сюда бояр. – Поговорить мне с ними надо. Хотя нет постой. Ты сначала одного Ивана Родионовича Квашню пригласи, а уж остальных чуть попозже.

Глава 11

Стоило князю уйти, Ивана опять схватили под руки, отволокли в ту же яму и прикрыли сверху тяжелой крышкой. Опять он в жутком мраке очутился. Батюшка оперся спиной о каменную стену и стал соображать про то, что с ним за вчерашний день могло стрястись. Соображать, крепко мешала боль в руках и жжение в боку, но монах старался не обращать на них внимание.

– Ничего, поболит, поболит и пройдет, – думал он, медленно распрямляя изуродованные руки. – Заживут руки, мне бы с душой разобраться. Вот где раны, так раны. Как же мне теперь грехи свои перед Сергием искупить? И не искупишь ведь. Он тайну мне доверил, а я опростоволосился, словно нехристь какой. Только это давно было, а вчера-то чего я натворил? Опять, наверное, в грехах по самые уши погряз? И за что же ты меня Господи этим неведением наказал.

Хотя боль и отступала очень медленно, однако отступала и думать она уже особо не мешала. То ли привык к ней Иван, то ли еще чего, но перед его мысленным взором ясно предстала толпа народа, обступившая кулачных бойцов и он сам в поисках удобного места для просмотра захватывающего душу зрелища. Вот он решил забраться на крышу. Побежал туда, к крыше лестница была приставлена. И тут, будто из тумана выскочило прекрасное женское лицо. Батюшка даже вскочил от столь неожиданного видения. Вскочил, заорал от нестерпимой боли и опять упал на жесткие камни.

– Ведьма, – прошептал сухими губами монах. – Точно, ведьма мне всё подстроила. Она подлая. Колдовство здесь не иначе. Опоила она меня, рассудка лишила и перед князем на дорожку вытолкнула. Да разве б я без колдовства стал на князя руку поднимать. Никогда в жизни. Интересно, чего этой ведьме от меня надо?

И тут он опять вскочил, вспомнив про Ваньку.

– Как же он теперь там один? Вот беда, так беда. Я тут всё о себе забочусь, а там парнишка один. Да не просто один, в беде он. Всё я старый дурак, всё я. Бросил мальчишку. Пропадет он теперь.

Батюшка хотел встать на колени для начала искупления грехов, но дикая боль в боку отбросила опять его спину на камни. Сидеть, прислонившись к стене, было легче и, подождав немного, Иван опять стал пытаться вспомнить вчерашний день. Однако дальше образа колдуньи его воспоминания не двигались. Как приросли они к этому проклятому лику. Долго он так просидел, но колдунья, крепко вцепившись в его память, ни единого мига больше вспомнить, не дала. Что-то мелькнуло, как в тумане. Кто-то обозвал его окаянным и всё, опять ведьмино лицо.