– За что братцы! – истошно завопил Иван. – Да чем же я провинился так!

– А ты будто не знаешь? – ухмыльнулся рыжебородый палач и слегка постучал по своей ладони гибким прутом. – Ишь, придуриваться вздумал. Ну, ничего, ничего, у меня многие с этого начинают. Ничего.

Потом кат сунул прут в котел с кипящей водой и, подержав там его немного, выхватил да резко хлестнул Батюшку по голой спине. Монах опять издал душераздирающий крик, а палач довольно усмехнувшись, стегнул жертву еще три раза и спросил шелестящим шепотом.

– Ты почто гнида на князя великого руку поднял? Кто тебя этому подлому делу научил? Признавайся, пока цел!

– Да ты что? Бог с тобою! – не столько от боли, сколько от возмущения заорал Иван. – Да я за князя нашего голову готов сложить! Дело у меня к нему есть тайное. Весть я ему должен передать. Сведите к князю меня!

– Сейчас сведем, – заржал истязатель и ткнул Батюшку раскаленным докрасна железным штырем в ребро. – Сейчас только познакомимся получше и сведем. Говори, кто князя погубить затеял.

– Не знаю я, – крикнул в ответ Иван и зарычал от нестерпимой боли. – Не было никогда у меня мысли даже плохого Дмитрию Ивановичу сделать!

Палач повторил пытку горячим штырем еще раз, и в глазах монаха поплыли желтые круги. Он улетал куда-то из этого страшного места, слыша где-то там внизу сердитый крик палача.

– Да что же за народ сейчас дохлый пошел? Два раза железом попытал, а он уж и помирать собрался. Да где же люди настоящие теперь? Где они?!

Летел батюшка в это куда-то недолго и вдруг очутился на широком цветущем лугу. Как же все-таки хорошо здесь было, только вот жаль, рук у Ивана не было. Делись они куда-то. Были б руки на месте, то можно было бы цветов охапку набрать и венок себе сплести. Ну, ничего и без рук говорят жить можно, а венок-то плести, наверное, и рано ещё.

– Полежу-ка я лучше сейчас на солнышке, в густой травке, – решил радостный монах и упал в изумрудные заросли росистой травы.

– Полежи, полежи, – раздалось откуда-то сверху. – Чего теперь тебе остается еще делать. Прошла твоя жизнь непутевая. Не понятно чего ты на белом свете делал.

– Что случалось, то и делал, не больше, не меньше, – ответил неведомому собеседнику монах и упал в прохладу травы. – Мне-то теперь что до этого? Мне б теперь только полежать от души в прохладной травке. Хорошо-то как здесь! Нигде мне еще лучше, чем в этой травке не лежалось.

Только вот полежать то ему в сласть не случилось, хлынул с неба ливень и очутился Иван опять в грязном подвале. Валялся он теперь на полу, а над ним стояли чем-то озабоченные люди.

– Очнулся вроде, – первым нарушил молчание рыжебородый палач. – С виду вроде крепким казался, а на деле оказался не очень. Хлипок изнутри сатанинское отродье. Весьма хлипок.

– Ты Петруша поаккуратней с ним, – кивнул палачу другой присутствующий. – Ты мне сначала про знак мой все разузнай, а уж потом железом каленым жги. Понял?

– Как не понять Великий князь? – любезно отозвался палач. – Всё понял. Как скажешь Дмитрий Иванович, так и сделаем всё в точности.

Услышав ответ ката, Батюшка приподнялся на ноющих локтях и стал рассматривать окруживших его людей. Смотреть было тяжело, потому как виделось сегодня монаху все в розовом тумане. С чего такой туман свалился на голову Ивана неизвестно, но осматривать окружающих было непросто. Однако с чем только человек не справляется, какие трудности не преодолевает? Было бы только желание к преодолению, а остальное всё всегда приложится. Поморгал, поморгал Батюшка слезящимися глазами, разогнал немного туманец и признал князя, а как признал, так сразу в его сторону пополз. И так старательно пополз, что великий князь от этой старательности весьма оторопел и даже попятился.