У крыльца терема было спокойно и тихо, весь шум остался там, за спиной. Князь отчего-то радостно вздохнул и, опершись грудью на перила крыльца, стал смотреть в синее небо. Чего уж он там высматривал – неизвестно, но глядел Дмитрий Иванович на небосвод внимательно и до тех пор, пока не окрикнул его скрипучий голос.

– Доброго здоровья тебе князь. Христос воскрес.

Князь встрепенулся, отвел глаза с небес и узрел перед собой горбатого старика с красными слезящимися глазами. Старик опирался на корявую палку и с легкой ухмылкой из-под сивых бровей взирал на растерянный лик московского властителя. Было Дмитрию Ивановичу от чего растеряться: всегда кто-то с ним рядом был, то дружинники верные, то стольники услужливые, а тут вдруг никого вокруг. Один наглый старик подозрительно щерится.

– Ты кто? – придав голосу, как можно больше строгости, поинтересовался властитель.

– Странник я божий, – опять усмехнулся старик. – Вот хожу по белу свету да на людей добрых смотрю и уму разуму бывает учу, а как тебя увидел, так и тебе захотелось правду кое-какую высказать. Очень захотелось.

– Какую правду?

– А такую, – ударил странник посохом по сырой земле, – что змею ты на своей груди пригрел.

– Кого?

– Змею. Пимена нечестивца. Он Митяя, слугу твоего верного удавкой порешил да в море, насмехаясь над тобой бросил, у него руки по локоть в крови праведной, а ты его к дому привечаешь. Опомнись князь. Как бы не вышло чего?

– Ты погоди, погоди, – заволновался Дмитрий Иванович, – а ты откуда про Митяя знаешь?

– Я все знаю. Да и ты все это знать должен. Вон, посмотри на небо, там все кровавой краской написано. Гляди вверх-то почаще, если ты праведник, то многое тебе там на небесах откроется. Смотри! Вон туда смотри!

Князь вскинул вслед за посохом незнакомца очи свои вверх, но ничего кроме беленького облачка, похожего на заячий хвост там не узрел. Чисто и пусто было сегодня на небесах. Дмитрий Иванович немного помотал головой, пощурился, вспомнил свое последнее прегрешение и хотел еще уточнить у старика, в ту ли сторону он смотрит, но странника уже у крыльца не было. Вместо него к терему резво мчал стольник Ваня.

– Ты где был? – сурово осведомился начинавший крепко сердиться властитель, взирая пока еще с легким раздражением на румяную физиономию юного слуги.

– Как где? – пожал плечами Ваня. – Ты же сам меня послал за накидкой собольей к Ваньке Хижу.

– Я?

– Ты. Ты Дмитрий Иванович, как с поляны двинулся, а ко мне Весяков подбежал и велел для тебя накидку принести.

– Значит, Весяков тебя послал?

– Нет. Весякову Андрей Волосатый сказал, а уж вот ему или Квашня, или Криволап. Мне Тимоха-то и говорил да я как-то плохо расслышал в шуме-то. Ну, ты же рядом с ними стоял и тебе лучше знать. Кстати, накидка будет только завтра готова. Хиж велел завтра приходить.

– Ладно, – махнул рукой князь. – С вами сам черт не разберется. Что-то меня жажда заморила. Пойдем-ка мы с тобой квасу прохладного изведаем. Вели в трапезную свежего из погребов принести.

В трапезной редкими кучками все ещё сидели хмельные гости. Они то яростно спорили, то ласково обнимались и ничего не замечали вокруг. Праздник продолжался и зашел он в стадию душевных разговоров о себе, о своем предназначении и дружбе на веки вечные. Тут уж большинство изгалялись, как могли. Слушателей мало было, здесь в основном всё говоруны погоду творили. Да и слушать их речи тяжеловато было, только говоривший разговорится, а тут уж другой себя в грудь кулаком стучит, перебивает да все по своему поворачивает. Таких вот послушаешь, послушаешь, и самому захочется себя показать да по груди кулаком вдарить. Тише всех сидели за столом митрополит Пимен в компании с княжеским духовником Федором Симоновским. Степенно о чем-то они беседовали. Вот именно к ним князь и соизволил подойти.