«Поэт» и христианство объясняют прямо противоположное или, точнее говоря, поэт не объясняет ничего, потому что он объясняет земную любовь и дружбу – загадками; он объясняет земную любовь и дружбу как загадки, но христианство объясняет любовь вечно. Отсюда мы снова видим, что невозможно жить одновременно обоими объяснениями, ибо величайшее возможное противоречие между двумя объяснениями, безусловно, в том, что одно не является объяснением, а другое является объяснением. Поэтому земная любовь и дружба, как их понимает поэт, не связаны никакими нравственными задачами. Любовь и дружба – это счастье; счастье, понимаемое поэтически (и, конечно, поэт прекрасно понимает счастье), большое счастье – влюбиться, найти того единственного возлюбленного; счастье, почти столь же большое счастье – найти того единственного друга. В лучшем случае нравственная задача состоит только в том, чтобы быть должным образом благодарным за своё счастье. С другой стороны, задача вовсе не состоит в том, чтобы найти возлюбленного или найти друга; это невозможно, поэт прекрасно это понимает. Следовательно, задача зависит от того, поставит ли счастье эту задачу; но это как раз выражение того, что в нравственном понимании никакой задачи нет. Если, с другой стороны, человек должен любить своего ближнего, тогда задача – это нравственная задача, которая опять же является источником всех задач. Именно потому, что христианство – это истинная мораль, оно умеет сокращать пространные размышления, пресекать объёмные предисловия, устранять все временные ожидания и не допускать пустой траты времени. Христианство немедленно приступает к выполнению своей задачи, потому что оно несёт её в себе. В мире ведутся великие споры о том, что следует называть высшим. Но что бы этим ни называлось, в чём бы ни заключалась это различие, с его пониманием связано невероятно много сложностей.

Христианство же учит человека кратчайшему пути к обретению высшего: «Затвори дверь твою и помолись Богу» – ибо Бог, безусловно, есть высшее. И когда человеку предстоит выйти в мир, тогда он может идти долго – и идти напрасно, скитаться по миру – и скитаться напрасно в поисках возлюбленного или друга. Но христианство никогда не допускает сделать человеку напрасно даже одного шага; ибо когда вы открываете затворенную для молитвы Богу дверь и выходите, тогда первый человек, которого вы встретите, будет тем самым «ближним», которого вы должны любить. Замечательно!

Любопытная и суеверная девушка, возможно, попытается узнать свою будущую судьбу, увидеть своего будущего возлюбленного; и обманчивая мудрость заставит её вообразить, что когда она сделает то-то и то-то, она узнает его, потому что он будет первым, кто встретится ей в такой-то и такой-то день. Неужели так же трудно увидеть «ближнего» – если не мешать себе видеть его? Ибо христианство сделало вечно невозможным ошибиться с ним; во всем мире нет ни одного человека, которого было бы так определённо и так легко узнать, как «ближнего». Вы никогда не сможете спутать его ни с кем другим, ибо «ближний» – это все люди. Если вы путаете другого человека с ближним, то в конечном счёте нет ошибки, потому что другой человек – тоже ближний; ошибка в вас, в том, что вы не хотите понять, кто ваш ближний. Если под покровом темноты вы спасаете жизнь человека, считая, что спасаете своего друга – а он оказался вашим ближним, то это не ошибка; увы, но ошибка именно в том, что вы хотели спасти только своего друга. Если ваш друг жалуется на то, что вы по ошибке сделали для своего ближнего то, что должны были, по его мнению, сделать только для него, увы, тогда будьте уверены, что ошибается именно ваш друг.