«Лучше бы попал в «Драконью гвардию», там хотя бы мир расписан до мелочей», – раздражённо подумал Алан, все быстрее шагая к единственному ориентиру в округе. «А если это всё-таки сон, то почему я не могу сотворить магию или что-то изменить? Хотя столь насыщенные и чёткие сны мне ещё не виделись».
Проходя мимо крупного ярко-красного цветка, Алан неловко сорвал его. Раскрывшийся бутон тут же начал часто пульсировать бегущими волнами, которые становились все более тусклыми, пока, наконец, не погасли, и цветок не стал темно-алым и каким-то бледно-неживым. Алан осмотрел место срыва, мазнул по нему пальцем, на котором осталась едва заметная густая капля мутной жидкости. Пахла она незнакомыми парню терпкими пряностями, отдаленно напоминающими кардамон и бадьян в одном флаконе. Алан отбросил погибший цветок и продолжил путь к дереву.
Вблизи розалист внушал трепет своим величием. Коренастое древо, казалось, стояло здесь многие века, будто могучий маяк на каменном утёсе. От массивного ствола, покрытого светло-коричневой корой из крупных жёстких пластинок, расходились по ровной спирали сужающиеся к концам ветви, которые оканчивались едва различимыми снизу завитками, похожими на ракушки улиток из родного мира. От этих ветвей тут и там отходили крупные почки, распускавшиеся в виде светящихся бутонов. Алан опустил взгляд на землю и только тогда обратил внимание на тонкие веточки, тут и там прорывающиеся из земли – совсем еще юные деревца, которые однажды возмужают и породят целый лес. Розалист созревал и начинал цвести только через 500 лет после посадки, а потому чаще всего его можно было встретить разве что в королевских садах, где древо было символом незыблемости древних родов правителей континента в целом и королевства Рэйвеллон в частности, которое располагалось в средних широтах материка. Отсюда пошло второе название розалиста – «королевское древо».
«Отлично, теперь я хотя бы примерно понимаю, где нахожусь», – про себя усмехнулся парень. С холма ему открылся вид на окрестности. Определить стороны света с учетом того, что луны на небе, как и в этом мире в целом, не существовало, было сложно, а потому Алану только и осталось, что пойти в случайную сторону, надеясь, что по пути он наткнется на хотя бы одно поселение или более-менее понятный ориентир. Крутанувшись вокруг себя три раза, Алан бросил взгляд на открывшееся ему поле, уходящее к далёкому чёрному лесу, и побрёл прочь от розалиста, напоследок хлопнув дерево по твёрдой коре.
К рассвету Алан так и не добрался до места обитания людей или представителей других рас, населяющих королевство. Обширные цветочные поля сменились на холмы, покрытые низкой редкой травой, небесные рисунки становились все бледнее, пока не перестали виднеться окончательно, сменившись мерцающими лучиками света, тут и там пронзающими небесную гладь, местами закрываемую редкими скоплениями газовых облаков, медленно плывущих по небосводу. Цветы, излучавшие ночью слабое сияние, похожее на флюоресцентный эффект, медленно угасали, и теперь этот свет можно было увидеть, лишь закрыв бутоны ладонями со всех сторон и глядя меж пальцев.
Воспринимать и оценивать расстояние в этом мире было достаточно сложно: привыкший к прежнему миру, круглому в сути своей, глаз терялся, не имея возможности грамотно оценить дальние расстояния на абсолютно плоской, без искривления, поверхности материка, и это несколько дезориентировало. Путь до места, где поля сменились редким подлеском с примесью невысоких кустарников, занял, по ощущениям, около четырёх часов. Алан почувствовал, как в ногах неприятно тянет, и присел к тонкому дереву, немного схожему по строению с вязом, но не лишенному повсеместной волшебной симметричности и фрактальности. Бугристые впадины на светло-зеленых круглых листочках формировали рисунок, похожий на очень быстро раскрученную вокруг своей оси звезду с размытыми следами движения.