В реальном мире вопрос того, как Попаданцы в иное измерение находят общий язык с тамошним населением, не раз поднимался в среде писателей, и некоторые обыгрывали его довольно творчески: их герои оказывались незнакомы с местным языком, что создавало множество забавных и не очень казусов. Большинство же этим не заморачивалось, отдавая предпочтение проработке других, более важных вопросов. И Алан относил себя к этой части творцов. Он искренне восхищался профессором Толкином, который разработал для своего мира язык каждой расы, но сам Алан был никакущим лингвистом: даже в школе он так и не сумел нормально освоить немецкий и французский, а по окончании обучения и вовсе забыл все, что успел выучить.

«Окей, понять надписи я могу. А как насчёт писать и разговаривать?»

Вопрос этот крутился в голове, но тянущая боль в животе расставила акценты по местам, и Алан поспешил в сторону, куда указывала табличка.

Поднявшись на еще один небольшой холм, парень остановился. Примерно в полусотне ярдов тропинка, спускаясь вниз, переходила в более широкую грунтовую дорогу, которую с двух сторон облепили низкие домики из деревянных брёвен, покрытые односкатными соломенными крышами, из которых торчали кривенькие каменные трубы, чем-то похожие на таковые в родной деревне. Правда, в отличие от нее, здесь дома жителей не огораживались заборами. Вместо этого саму деревню окружал невысокий, но выглядящий внушительно частокол с крепкими воротами из обтёсанных досок, закрепленных железной фурнитурой – массивными петлями, которые было видно даже с холма. В небольших окошках тут и там виднелись крохотные огоньки мягкого жёлтого цвета, танцующие, будто живые.

– Ну, вот и посмотрим, как тут устроены языковые барьеры, – вздохнул Алан и медленно двинулся в сторону первой встреченной им цивилизации.

Деревушка встретила Алана ночной тишиной, время от времени разрываемой едва слышимым стрекотанием насекомых, шёпотом травы и отдалёнными звуками, похожими на мычание коров, но более хриплое и гортанное. Людей на улице не было, и Алан медленно прошелся вдоль дороги, оглядываясь в поисках хотя бы одного путника. Стучаться в дома ему было откровенно страшновато, но живот протестующе урчал и требовал спасения в виде сытного ужина. Правда, ни вещей для обмена, ни денег у Алана с собой не было, и единственное, что мог предложить местным голодный и усталый путник – это свою помощь.

Вдруг до ушей Алана донесся звук, похожий на громкий выдох. Он повторился еще несколько раз, прежде чем умолкнуть, а затем его сменил до боли знакомый тихий треск.

«Это же…»

Алан ускорил шаг, почти бегом бросился на звук, и через несколько мгновений тишину прервал ритмичный металлический лязг. По телу пробежали мурашки, и парень судорожно сглотнул ком, застрявший в горле.

«Кузница!»

Он припустил со всех ног, и вскоре, свернув с дороги, оказался перед открытой мастерской. Крепкое невысокое здание стояло на небольшом возвышении, к нему был пристроен деревянный навес, обмазанный чем-то вроде глины. Под ним расположился круглый каменный горн с тлеющими в центре углями, а сбоку были подвешены массивные кожаные меха с противовесом, который поднимал их после каждого движения. За большой наковальней с поизносившимся от времени лицом стоял мужчина – темноволосый, высокий, создающий впечатление худого, но жилистого человека средних лет. Вздувшиеся от тяжёлой работы вены, пот, поблескивающий в отсветах пламени, мокрые волосы, сбившиеся в неаккуратные клочья, широкий фартук, завязанный за спиной каким-то хитрым узлом – всё говорило о том, что это действительно был сельский кузнец.