В коридоре Катя взяла его под руку.

– Господи, как страшно и несправедливо – такой молодой! У него, наверно, родители остались, жена, может быть, даже дети. Плачут теперь …

Алик пожал плечами:

– Жизнь вообще штука несправедливая – всегда кто-нибудь плачет. Что касается смерти… Без неё мы бы жизнь не ценили. У Булгакова, помнишь: «Плохо не то, что человек смертен, а то, что он внезапно смертен». Вот поэтому мой принцип такой: ничего не откладывай на завтра, – и он поцеловал макушку, прижавшейся к его плечу Кати.

Глубоко в душе шевельнулось сожаление о том, что целый год ничего не делал, но он сразу нашёл оправдание – не бездействовал, а восстанавливался. Это другое.

– Ты прав, – сказала девушка.

– Ну, а если я прав, – бодро сказал Алик, – тогда вечером предлагаю пойти в кафе. Мы хорошо поработали – половину товара продали. Есть повод отметить окончание твоей первой трудовой недели.

– Как-то неловко, человек умер, а мы в кафе…

– С таким подходом можно каждый день слёзы лить. Людей ежедневно мрёт – не сосчитать. Нам-то, какое дело? Он нам сват-брат? Умер и умер. Ему уже всё равно, а мы дальше живём. Но если тебя так печалит его смерть, давай сходим в кафе и за ужином его помянем.

Девушка улыбнулась.

– Нет уж, давай просто поужинаем. Только я бы хотела домой заехать, переодеться.

– Поехали. Я как, на твой взгляд, прилично выгляжу? Не стыдно тебе со мной в люди выйти? Или мне тоже домой заехать, прифрантиться как-то?

– Не надо. Ты выглядишь отлично, – улыбнулась Катя.

В крохотном павильоне под разноцветной вывеской «Средства связи» скучали две женщины. Одна из них – чуть старше сорока, в узкой юбке и строгой белоснежной блузке – протирала витрины, где красовались новенькие мобильные телефоны.

Здесь был товар на любой вкус и кошелёк: «Нокии», «Самсунги», «ЭлДжи», СониЭриксон» и даже «Эппл Айфон-3GS», – то есть, последние модели самых популярных в сезоне брендов

Женщина закончила полировать стекло и неодобрительно посмотрела на худенькую молодую напарницу. Девушка сидела за прилавком и читала книгу. Длинные волосы занавеской скрывали её лицо.

Никто не требует, подумала женщина, чтобы молодёжь походила на людей старшего поколения. Сейчас свобода, и каждый человек волен подчёркивать индивидуальность любым способом. Но почему это должно выражаться в татуировке на лице и чёрных шариках, торчащих из носа? Что за мода? Не в пещере живём – зачем разрисовывать лица, как первобытные люди?

Понятно, в Индии или в Пакистане, где подобные украшения – часть культуры, женщины себе за нос цепочки цепляют, которые через всё лицо куда-то за ухо тянутся. Но даже там они это делают не каждый день, а только когда замуж выходят или по другим праздникам. Выглядит это у индианок естественно, богато и действительно красиво. А тут торчат из носа две чёрные фитюльки, будто засохшие козявки. Фу!

Глаза обведены чёрным контуром, веки густо замазаны чёрными тенями. Чёрные же накладные, остро отточенные ногти, больше похожие на когти хищной птицы, настолько длинные, что брать предметы их владелице приходится согнутыми пальцами. Выпрямленные утюжком волосы свисают, как ленты, по сторонам лица и тоже нарочно выкрашены в такую черноту – любой ворон обзавидуется.

На улице, конечно, ещё не слишком жарко, но всё же, чёрное глухое платье и тяжёлые ботинки – перебор. Светленькое платьице и изящные туфельки были бы куда уместнее. Девчонке не больше двадцати пяти. Наверно, хорошенькая – под таким количеством черноты не понять. А выглядит, как сорокалетняя старуха!

Себя дама к старухам не относила. Она вообще о возрасте старалась не вспоминать, потому что черта, за которой «баба ягодка опять» приближалась неумолимо.