Лада неспроста сделала такой выбор: Георг Отс, в своё время сыгравший несравненного Мистера Икс в одноименной кинокартине Юзефа Хмельницкого, был второй слабостью Лиды после Моцарта или вернее – третьей, если считать, что первой и самой главной слабостью сестры навсегда останется Стас.

Бравурная музыка смело и радостно ворвалась в комнату, и бархатистый баритон исполнителя, уверенно сметая на своём пути все преграды, проникал прямо в сердца разомлевших девушек. Лицо Лиды, всё последнее время остававшееся суровым и безучастным ко всему на свете, впервые за эти пропитавшиеся невыносимой болью дни волшебнейшим образом преобразилось и озарилось непостижимым внутренним светом.

– Замечательная музыка, – тихо сказала она. – Стас тоже её любит. Она вдохновляет его… перед полётами.

Когда музыка стихла, Лада снова подошла к музыкальному центру, вытащила компакт-диск и убрала его на место. Кинув случайный взгляд на подоконник, она обнаружила, что две некогда роскошные комнатные розы, неизменные любимицы Лиды – алая и белая, – в иное время дававшие на каждом побеге по десятку бутонов и одновременно по три-четыре цветка на кусте, сейчас зачахли и уныло опустили побуревшие листочки.

Лада молча направилась к подоконнику и взяла в руки большую пластиковую лейку, намереваясь поменять застоявшуюся воду и полить цветы.

Лида словно в тумане проследила взглядом за её действиями и тяжело встала. Её повело в сторону, но она сумела удержаться на ногах и, неуверенно ступая, направилась к сестре, перехватила лейку, недовольно буркнув:

– Дай сюда. Я сама их полью. Не инвалид.

С этими словами она, слегка покачиваясь, направилась на кухню заменить в лейке воду. Спустя какое-то время Лида вернулась и обнаружила, что Лада сидит на полу по-турецки и, открыв свою косметичку, красит тушью ресницы.

– Ты чего? – спросила Лида, мимоходом бросив на сестру и тут же отведя в сторону отрешённый взгляд. – На свидание собралась?

Лада отвела от глаза руку, держащую щёточку с тушью, и повернулась к сестре:

– Лид, – тихо сказала она. – Владу сегодня снимут с глаз хирургические пластыри. Я собираюсь навестить его. Хочешь пойти со мной?

– Ты о чём? – Лида заморгала, непонимающе уставившись на неё. – Разумеется, я не пойду. Я его ненавижу! – Лида цедила слова сквозь зубы, непроизвольно сжав руки в кулаки.

– За что, интересно? – спросила Лада, вернувшись к наведению марафета. Щёточка с тушью снова аккуратно прошлась по ресницам – сначала по верхним, потом по нижним. Удлинила, загнула, вычернила.

– А то ты не понимаешь! – взъярилась Лида. – Это он виноват. Из-за него… погиб Стас.

Она осеклась. Было видно, каких невероятных усилий над собой ей стоило это выговорить.

– Это не так, – возразила Лада, придирчиво оглядев в зеркальце, вделанном с внутренней стороны косметички, результат своих трудов.

– Машина была с правосторонним управлением, – Лида будто бы отмеряла и безжалостно вдалбливала молотком каждое слово. – Фура ехала по встречной полосе. Стас сидел с другой стороны. Этого мало?

Лада как будто не слушала сестру – она как ни в чём не бывало перевела щёточку к другому глазу и стала основательно водить ею по ресницам. Снова посмотревшись в зеркальце и, очевидно, удовлетворившись результатом, она закрыла тушь, кинула её в косметичку и вновь взглянула на Лиду.

– Ты неправа, – сказала она совершенно спокойным голосом. – И ты это знаешь.

– В чём, интересно, я неправа? – Лида не унималась. – В том, что Стас отдал свою жизнь для того, чтобы защитить своего драгоценного братца?

– Нет, – терпеливо, словно малолетнему ребёнку, объясняла Лада. – В том, что Влад виноват. Он этого не хотел.