Она встала, перехватила лейку у оторопевшей сестры и сама полила цветы.
– Аллу и Беллу поливаю и подкармливаю только я, – машинально проговорила Лида.
– Алла и Белла устали ждать, когда ты обратишь на них внимание, – парировала Лада.
Закончив поливать цветы, Лада поставила лейку на прежнее место и повернулась к сестре:
– Владу сейчас очень плохо, – сказала она. – Во много раз хуже, чем нам с тобой.
– Говори за себя, – процедила Лида. – Ты понятия не имеешь о том, что чувствую я.
– Ошибаешься, – ответила Лада. – Я вполне способна это понять.
– Тогда почему ты так его защищаешь?
– Потому, что его вины в этом нет. Он виноват не больше, чем мы с тобой.
– То есть? – Лида смотрела на Ладу с открытой враждой – почти с ненавистью.
– Это был не его выбор. Стас сам так решил. Не сомневаюсь, что он поступил бы так же, если бы на месте Влада сидела ты.
– Но там сидел именно он. Бесценный братик Стаса.
– Не язви. Это всего лишь случай. Стас точно так же мог погибнуть и при любых других обстоятельствах. У него было опасное для жизни занятие, сопряжённое со всякого рода рисками. И потом ответь: тебе было бы легче, если бы на месте Влада оказалась ты либо я, либо кто-то другой?
Лида молчала, потупив взор.
– Так ты пойдёшь со мной? – Лада смотрела на сестру каким-то особым взглядом. Это был не просто вопрос или просьба – глаза Лады умоляли Лиду согласиться.
– Я же сказала, что нет! – Лида была крайне раздражена. – Пусть ты и не считаешь его виноватым, я думаю иначе. И ничто меня в этом не переубедит.
– Жаль, – тихо ответила Лада. – Ты даже представить себе не можешь, что происходит сейчас с Владом. Если кто и способен совершить чудо и вытащить его из этого по-настоящему страшного состояния, то только ты.
Она снова умоляюще взглянула на сестру, но та была непреклонна.
– Хотя… погоди-ка, – Лада направилась к рабочему столу, взяла коричневый фломастер, снова открыла косметичку и достала оттуда маскирующий карандаш и пудреницу. Она села за стол, установила косметичку так, чтобы было удобно смотреться в зеркальце, взяла в руку фломастер и стала сосредоточенно рисовать что-то на левой щеке.
– Что это ты делаешь? – спросила Лида.
– А ты не видишь? Пытаюсь нарисовать родинку. Как у тебя.
– Ты что… Собираешься выдать себя за меня? – ошеломлённо спросила Лида.
– А что мне ещё остаётся, раз ты не хочешь к нему идти?
– И поэтому ты решила действовать обманом, – заключила Лида. – А ты не думаешь, что он всё поймёт? Он, кажется, парень неглупый. Вполне может тебя раскусить.
Лада закончила рисовать родинку, взяла со стола приготовленный заранее маскирующий карандаш и стала закрашивать свою собственную родинку на правой щеке. Затем слегка запудрила место, где работал маскирующий карандаш, и снова придирчиво посмотрела в зеркальце:
– Ну вот. Теперь уже на что-то похоже. Надеюсь, Влад ничего не заметит. Впрочем, – произнесла она с печальным вздохом, – не факт, что он вообще меня увидит. Не говоря уже о том, чтобы разглядеть детали моего лица.
Лада на всякий случай очертила чёрным грифелем края верхнего и нижнего века, нарисовала во внешних уголках между ними «стрелки», щедро нанесла на веки зелёные тени под цвет своих глаз, покрасила губы яркой рубиновой помадой с перламутровым блеском, тщательно обвела их контурным карандашом и посмотрела на Лиду пристально и серьёзно:
– Ты ведь меня не выдашь, сестрёнка? Очень тебя прошу!
– Да ладно уж, – наблюдая за стараниями сестры, Лида смягчилась. – Когда это я была предательницей?
– Спасибо, – искренне поблагодарила Лада, подошла к сестре и чмокнула её в щёку. Затем опустилась подле неё на пол, сложила ноги по-турецки и, несколько поколебавшись, тихо произнесла: