– Тише, тише, милая, – он успокаивающе поглаживал ее по спине. – Тогда ждем утра. Там будешь рыдать и падать в обморок. Я сейчас уйду. Надо кое-что приготовить, чтобы утром можно было найти преступника.
– Мардан… – она с каким-то отчаянием вцепилась в телохранителя.
– Да, моя королева, тебе страшно. Я знаю, – он гладил ее по голове, как маленькую девочку. – Но отступать некуда. Надо пережить эту ночь. Ты сможешь. Ты у меня умница.
Полад легко поцеловал ее лоб, глаза, осушая слезы, а потом решительно поднялся и вышел, на этот раз через потайной ход…
Никто, кроме детей, не знал, что после похорон короля Ллойда, она и Полад обвенчались в маленькой церквушке. Священник даже не знал настоящих имен тех, кого венчает. Смешно. Если бы она захотела расторгнуть брак, Мардан не смог бы найти ни одного свидетеля, подтверждающего, что он заключен. Но он считает это таким важным…
Часы за окном пробили полдень. Королева со вздохом села на кровати – надо подниматься и вновь играть скорбящую вдову.
18 юльйо, замок Зулькад
Мирела посмотрела на изголовье кровати. Там висел золотой элий – символ церкви Хранителей Гошты – единственное, что сохранилось от прошлой жизни. Меч с широким лезвием лежал на круге. Гарда меча напоминала голубя с распахнутыми крыльями: хвост лежал на лезвии, а голова устремлялась в небо. Всё в элие имело значение. Круг был знаком того, что всё начинается и заканчивается в Боге, что у Эль-Элиона нет ни начала ни конца. Меч, выступающий за края круга, означал силу Эль-Элиона, которая вмешивается в этот мир, чтобы вершить справедливость. Необычная гарда свидетельствовала, что лишь зло наказывает этот меч и никогда не погубит невиновного. Поэтому нельзя убивать кого-то лишь за то, что он оборотень или иное существо. Пусть даже ведьма. Убивают не за то, кто ты есть, а за то, что ты несешь зло в этот мир. И, если даже тебе удалось спрятаться, скрыть свое преступление, Всевышний видит всё и воздаст тебе по делам твоим. Но самое главное, обязательно наступит день, когда сила Эль-Элиона изменит этот мир так, что зло исчезнет: меч принесет одним избавление, другим – смерть.
– Яви силу Свою… – начала Мирела заученную с детства молитву, но тут в комнату снова ворвалась горничная.
– Радость-то какая! – воскликнула она. – Отец Узиил приехал от вашей матушки.
Мирела вскочила. Вот оно: не зря же написано, что Эль-Элион слышит молитвы раньше, чем человек их произносит.
– Где он, Векира? – бросилась она к девушке.
– Идет, уже идет! И граф Даут разрешил поговорить и даже этих противных мордоворотов от вашей двери убрал. Даут-то он не такой страшный. Ему король, наверно, и не разрешал ничего такого с вами делать, вот он и испугался, что у вас столько защитников.
Мирела сильно сомневалась в этих словах. Даут никогда не действовал по собственному произволу. Он снова задумал какую-то подлость, но она устала бояться и ожидать худшего. Сейчас она очень хотела встретиться с духовником матери.
Вошел старик с длинной серебряной бородой. Волосы, такие же длинные и серебряные, рассыпались по плечам. Красное облачение слегка пропылилось: он давно в путешествии и зашел, даже не отдохнув. Девушка склонилась на колени:
– Отец Узиил!
Старик коснулся ее лба узловатыми пальцами.
– Да благословит тебя Эль-Элион, дочь моя. Встань, милая. Я приехал к тебе с печальными известиями.
Мирела тут же вскочила с колен, тревожно вглядываясь в Узиила.
Священник оглянулся и тяжело опустился на стул, на котором только что сидела принцесса – больше было некуда. Девушка села у его ног на маленькой деревянной скамеечке. Она взяла священника за руку и с мольбой посмотрела на него.