– Мы на рассвете уходим, – наконец он сказал главное.

– Как на рассвете? Куда уходите? Ты можешь объяснить всё по порядку?

– Форкис был несколько дней в Мемфисе. Его срочно вызывали.

– Я знаю, ты говорил.

– Сегодня он вернулся и сообщил, что нам велено следовать туда и уже оттуда на кораблях с войсками идти к верховьям реки. Больше я ничего пока не знаю.

– Почему вы? Почему завтра? Причём тут какие-то войска и корабли? – голос девушки выражал растерянность.

– Им нужны такие, как мы.

– А надолго?

– Думаю, этого не знает никто.

– Что же делать?

– Ничего. Я пришёл проститься с тобой.

– Я ничего не понимаю. Ты ведь ещё слишком молод. Неужели они не справятся без тебя?

– Может, и справятся, но уходит мой брат, а я без него не останусь.

– А как же я?

Оба внезапно замолчали. Дантал присел на траву, не выпуская её рук. Она опустилась рядом. В темноте они не могли видеть друг друга, но им хватало и такого общения, чтобы чувствовать всё, что происходило между ними.

Внезапное известие было поистине страшным для молодой девушки, чьё сердце всегда наполнялось сладким трепетом при виде этого дивного юноши с самого первого дня, когда он однажды появился в её доме, представленный её отцу старым другом семьи Диагором.

Лишь недавно по чистой случайности ей довелось впервые заговорить с ним. Всей душой она почувствовала и его симпатию к себе. С той поры они стали украдкой встречаться. Все дни проходили в ожидании его прихода. Ей хотелось многое ему рассказать, поделиться думами, расспросить о его прошлой жизни, как это не раз она проделывала в мыслях, но при встречах они всё больше молчали, не находя нужных слов, наслаждаясь близким присутствием друг друга.

Сегодня всё было иначе. Всё обрывалось, едва успев начаться. Горечь предстоящей разлуки, хотя и слабым пока отголоском, но уже стала заполнять всё её юное существо, с каждым мгновением всё сильнее обволакивая её разум вязкой паутиной обречённости. Ей почему-то сразу вспомнились слова покойной матери: «Добрые известия, прежде слышатся человеком и лишь потом проникают в его душу, наполняя её радостью. Плохие же улавливаются сердцем раньше слов, задолго опережая их и надсадно терзая всё нутро ещё неизведанной мукой».

– Права была моя мама, – с тоской произнесла вдруг Ортия.

– Ты это о чём? – от неожиданности довольно громко спросил Дантал.

– Тише, – она нежно погладила его по руке. – Сегодня утром я выронила кувшин, и он разбился. Его осколком порезала палец. В полдень я увидела, что один из моих любимых цветков почему-то завял. А теперь появился ты с таким вот известием.

Полные печали слова и то, как она произнесла их, всколыхнули душу юноши. Он с силой сжал её пальцы, не зная и не понимая, как успокоить её, что сказать или сделать, чтобы хоть как-то помочь ей. Она ойкнула от боли, но рук не отдёрнула.

«Мне не следовало говорить ей обо всём. Нужно было просто прийти. Как всегда, – он уже начал сожалеть о проявленной слабости. Но тут же другая спасительная мысль осенила его: – Ну почему слабость? Как я мог не сообщить ей всего этого! Уйти, оставив её в неведении, значит, обидеть её почти недоверием. Разве она заслуживает такого обращения? Нет. Уж лучше всё как есть, чем неизвестность. Ведь может случиться так, что мы никогда не увидимся. Что тогда? Ей будет хуже от незнания, куда и почему я ухожу».

– Мне пора, – тихо, словно боясь вспугнуть нечто трепетное, произнёс он.

– Да. Пожалуй, ты прав. Я не буду тебя отговаривать. Береги себя, – в её голосе была какая-то решимость, или это лишь показалось ему.

Они поднялись, недолго постояли, держась за руки. Он первым выпустил её ладони, развернулся и шагнул к стене. Она долго всматривалась ему вслед, в темноту, после чего повернулась и направилась к двери, обходя угол дома. Перебравшись наружу, юноша обернулся. В жёлтом свете дверного проёма он увидел её. Тонкий стан хрупкого девичьего тела, облачённого в длинный светлый хитон без рукавов, был красиво перехвачен поясом. Она наклонилась. Обнажённые тонкие руки, полоснув белизной, подхватили кувшин. Собранные в тугой узел на самой верхушке изящной головки волнистые шелковистые волосы мягко скатились вниз, блеснув россыпью золотистых нитей.