К Мемфису они прибыли к полудню пятого дня пути. Нагруженные оружием, снаряжением и инструментами, мулы тянулись позади конного отряда, медленно ступая под тяжестью вьюков.

День был знойным. Дрожащее над землёй жаркое марево искажало виды, придавая всему в округе причудливые формы. На протяжении всей дороги людским взорам представали необъятные просторы возделываемых полей. Урожай, уже второй в году, был собран, но повсюду, словно букашки, по-прежнему копошились люди.

Форкис поначалу часто поглядывал на Дантала. Юноше было непонятно, что означали эти серьёзные взгляды старшего брата: либо он радовался от обычного близкого обоюдного присутствия, либо был недоволен его поведением, так как он отказал ему в просьбе остаться в Навкратисе и в итоге не сумел избежать предстоящего похода. При каждом пристальном взоре Форкиса Дантал отворачивался, делая вид, будто что-то рассматривает в стороне. На коротких привалах Форкис не задавал ему вопросов. Такое его поведение вселяло надежду в Дантала на то, что брат всё-таки одобрил сделанный им выбор.

В город они не вошли, оставшись по указанию десятника на подступах к нему. Здесь им и следовало дожидаться дальнейшей участи, пребывая под присмотром четверых воинов.

Натянутый под тремя высокими финиковыми пальмами навес давал спасительную тень, но не уберегал от порывов горячего влажного воздуха. Повсюду, так же как и в направлении поселения, тянулись заросли папируса и тамарикса, ныне отцветшего, но благоухавшего по весне бело-розовыми цветами. В большом количестве произрастал сикомор, чьи плоды с млечным соком совсем недавно были собраны людьми. Вся эта растительность заслоняла собой вид на округу, мешала рассмотреть город.

Могучий Гром весь остаток дня неподвижно лежал на траве, накинув на лицо смоченную прохладной водой тряпку, часто окуная её в стоящую рядом посудину, изредка почёсывая волосатую грудь. Всегда неугомонный Борус, не обращая внимания на палящее солнце, присев, что-то рассматривал на земле, ковыряясь толстым стебельком среди травинок. Подойдя к нему, Дантал увидел, что тот с азартом гоняет какого-то жучка, упорно следовавшего в известном только ему направлении. Было забавно наблюдать за увлечённым крепышом.

Остальные же полулежали, сидели, опираясь на сёдла и мешки, иногда перебираясь следом за уползающей тенью навеса.

Лошади и развьюченные мулы паслись рядом с ними, похрапывая и отгоняя хвостами надоедливых слепней.

Огромный, почти в полнеба красно-оранжевый солнечный диск плавно завалился за горизонт. Наступил долгожданный вечер, наполнивший воздух прохладой и множеством звуков странным образом оживающей на ночь дикой природы.

К полуночи, когда все уже спали, послышался конский топот. Вернулся десятник с воинами и гружёными лошадьми. В этот раз персов было много, около сорока человек. Небольшой лагерь мгновенно ожил, сворачивая навес, седлая коней и навьючивая мулов. Вскоре все двинулись дальше в путь.

Едва забрезжил рассвет, они прибыли к небольшим пристаням на берегу священной реки Нил. Потянуло сырой, освежающей прохладой. Здесь, в этом месте, царило непривычное оживление: горело множество костров, повсюду находились войска, стоял невообразимый гул, вобравший в себя людские голоса, конское ржание, скрип древесины, топот копыт и ног и лязг железа.

На воде чернели низкими и длинными корпусами корабли. Шла их погрузка.

Оставив всех в ожидании, десятник исчез среди снующих по пологому побережью воинов. При светлеющем небе уже было видно, как отошли очередные три судна, дружно ударяя вёслами по речной глади.