Забегая все более вправо, Франсуа чувствовал что отклоняется, но с каждым шагом надеялся на удачу. Когда же он понял что бежит в неверном направлении, сама неудача не смутила его сильно, как то, что он не заметил в окне графа. И зачем он ему был нужен, только бы подвел. Но вспомнилось что граф Инфантадо не отступался, за что красноречиво говорил его выстрел!

От поворота назад Франсуа удержала мимолетная мысль: у него не было с собой веревки, хотя туда куда он бежал, требовалось то же самое или ничего. Конечно его в этом случае манили покои княжны Мальвази и водосточная труба, по которой он намеревался в них попасть, пусть не застать ее, она была на балу, но обязательно оставить след, частичку своего пребывания… А возвращаться в окно к графу Инфантадо неудачником, навязываясь ему на шею, представлялось ему через чур наивным шагом.

Не добегая еще и под четвертое окно от угла, сразу за которым следовал фасад, шевалье Франсуа почувствовал, что сопнул ногой нечто тяжелое и вмиг его скрутила резкая и сильная боль в ноге, заставившая захромать в наклонах и выжавшая из него несколько надрывистых и звучных стонов. Не обращая внимание на замеченных им впереди гвардейцев, целиком отданный и взятый своей болью, он не выдержав повалился на колени с трудом стараясь сдержаться, пересиливал свою боль. Но и скрытый кустами Франсуа продолжал видеть бегущих за ним черных. Это уже можно было считать своим концом, все!

Но в самые первые остро болевые мгновения ему было не до окружающего, вообще упал ниц, совсем рядом с тем кирпичом, о который он зашиб ногу. На случай если все же не заметят, а такое было более всего вероятно, так как ряд кустов был высоковат, а дорожка слишком узка, чтобы открытое пространство над ней замечалось, сполз в густую нестриженую траву, полностью скрывшись в ней, как ему показалось на первый взгляд, а затем не удовлетворившись этим полез в представившийся пролаз между кустами, пока была такая возможность.

Нога, а точнее пальцы ступни все еще ныли от боли, когда он лежа ничком в междурядье кустов замечал как по дороге и совсем рядом на дорожке проходят, не замечая его. Чуть только за ними все стихло, он прополз некоторое расстояние на коленях. С приподнятой головой высматривая третье окно, пока наконец не заметил, ничем не отличимое от других с двухрядным полукружным обрамлением оконной ниши, сверху с круглым полым отверстием ниже и еще ниже тремя вовсе небольшими полукругами, опирающимися на капители тех же самых двух колон.

Не в силах в достаточной мере пользоваться и рассчитывать на ступню, шевалье пробрался через кусты напролом добравшись до трубы, хватаясь руками и опираясь главным образом коленями стал живо взбираться наверх, рассчитывая что первое время его никто не заметит. А с каждым мгновением он делал то рывок, то перехват руками, очень удобной в этом отношении водосточной трубы, которая обхватывалась пальцами рук, почти в полный обхват. Наконец, достигнув карниза второго этажа, он влез на него с коленями. Тихарей и молчунов внизу все не было слышно, на них он даже взглянул, потому как на один единственный выстрел, они все же могли решиться.

Крайнее окно не поддавалось открытию; заметил что среднее за ним приоткрыто для доступа свежего воздуха вовнутрь. Этим и воспользовался он, перехватившись рукой за следующий столбик и пихнув широкую створку окна рукой, влезая тотчас след за ним…

После окончания очередного танца, оживленные и взбудораженные весельем гости, расходились с середины зала по излюбленным местам, которые были прекрасно на то оформлены, чтобы найти там укромное или незаметное пристанище, скрывавшее от множества глаз и суеты, или же наоборот найти приятное, интересное общество, в удобном уголке, перед диваном, где например нашел таковое монсеньер Спорада, неестественно словоохотливому и остроумному в окружении слушавших сидя его дам.