– Вам ли, мудрый травник, – ответил Озэр, с иронией глядя на окровавленный меч Рауля, – вам ли, внезапно превратившемуся из монаха в воина, сомневаться в том, что чудеса возможны? Следуйте за мной и рот на замок.

Всадники, во главе с Озэром, осторожно двинулись вперёд через двор. Вторым, сжав губы, ехал аббат Гюг с каменным лицом. Поводья он держал одной рукой, другая же покоилась на рукояти меча, спрятанного под сутаной. Аэлис, сидя верхом по-мужски, обхватив старого монаха за пояс, поджимала слишком явно белеющие в темноте ноги: плащ оказался коротковат. К счастью, под капюшоном было не разобрать, женщина она или мужчина. Новиций привязал к своему седлу поводья коня Л’Аршёвека, старавшегося из последних сил держаться прямо; почти безжизненные руки Сент-Нуара при каждом шаге ударяли коня по рёбрам. Слуги, жившие в замке, без сомнения встревоженные криками и звуками битвы, бросились на помощь своему господину, в двери кладовой и кухни высовывали носы только несколько малышей, детей прислуги. Их серьзёзные глазёнки молча следили за передвижением всадников и с любопытством поглядывали на недвижное тело, свисавшее с седла коня, замыкавшего процессию. Увидев двор в первый раз, Аэлис подумала, что он раза в три больше, чем в Сент-Нуаре, но теперь, под оглушительный топот стражников, бегущих вдоль бойниц по стене замка, и видя, какой медленной, почти торжественной поступью движется Озэр, она решила, что это не двор, а безбрежная пустыня. Капитан гвардейцев Сент-Нуара проследовал к огромным воротам, в которые они вьехали меньше суток назад. Двое стражников, обычно гревшихся по ночам у костра, на этот раз стояли, загораживая ворота и выставив копья. Тот, что был выше ростом, при виде кавалькады крикнул:

– Ни с места! Нынче ночь не для прогулок. В замке предатели, и приказано никого не выпускать без разрешения господина Суйера.

– Ну так и следуй приказу, но к нашему делу он не имеет никакого отношения, – отрезал Озэр.– Мы везём к лекарю раненого, с каждой минутой кровь его становится всё более мутной. Отвори ворота!

Стражник хмуро разглядывал ряд фигур, выстроившихся перед ним. Он презрительно сплюнул на землю, прежде чем ответить:

– Тот, кого вы везёте, скорее нуждается в святом причастии, чем в услугах травника. И здесь в замке есть отличные камины, у которых его можно было бы уложить. Мне нужны более веские причины, чтобы пропустить вас, – и он сжал зубы, а товарищ его обнажил меч.

Озэр рассмеялся, и на мгновение Аэлис показалось, что он сошёл с ума. Спина аббата стала прямой и жёсткой, как доска, новиций дышал едва ли не громче, чем сопел его конь.

– Добрый стражник, вы хоть и глупец, да верный слуга своего господина! Поцелуйте его кольцо и пропустите меня в конце концов. Я должен как можно скорее вернуть фамильную печать, а то сеньор Суйер не сможет ни продать ничего, ни купить, ни подарить, и вот тогда-то вы узнаете, что такое гнев истинного воина! – с этими словами он небрежным жестом протянул руку, и на ней блеснуло золотое кольцо с печатью дома Суйеров: стоящий воин, вонзивший в землю меч.

Детина уставился на драгоценность, выпучив глаза, и, глотая слюну, склонился для поцелуя. Тем временем его товарищ поспешил распахнуть ворота, подавшиеся со стариковским кряхтением, и пробормотал:

– Вы уж простите, господин. Времена смутные… Бандиты не дремлют…

– Так и есть, друг мой, но с такими сторожами, как вы, этому замку ничто не грозит, – воскликнул Озэр, пришпоривая коня и проезжая в ворота. За ним последовали аббат, новиций и Л’Аршёвек.

Они скакали всю ночь без остановки в кромешной тьме, положившись на инстинкт лошадей, и ориентируясь по воспоминаниям. В конце концов, когда тьма по одну сторону от дороги стала совсем уж непроницаемой, Озэр понял, что они достигли леса. От остановил коня и крикнул: