– Я верю в повиновение и верность.

Глубокое молчание воцарилось в комнате надолго. Озэр думал, что Аэлис уснула, сражённая усталостью после бурного дня. Он понял, что это не так, когда через некоторое время услышал вопрос, грустный и насмешливый:

– Так нет мне пощады, капитан?

Прежде, чем ответить, Озэр услышал скрип в углу, где стоял чёрный сундук. Рыцарь вскочил с быстротою молнии и откинул крышку, держа меч наготове. Он не увидел дна: под полом был прорыт туннель, выход из которого маскировал сундук. Вверх по лестнице поднимался монах в чёрном облачении с тонзурой в клюнийском стиле, увидев рыцаря, он вытаращил глаза от изумления, как будто не ожидал никого увидеть в конце туннеля.

– Иисус, Мария и Иосиф! – воскликнул Озэр как раз перед тем, как монах бросился на него с кинжалом, спрятанным под наплечником. Клинок задел руку рыцаря, но не ранил. Не раздумывая, Озэр взмахнул мечом и вонзил его в руку нападавшего. Монах истошно завопил:

– Стража, сюда! Ко мне! К Готье Суйерскому!

Глава четвертая

И тут отверзлись врата ада. Озэр отбился от раненого в руку монаха, который, забыв о ране, пытался пронзить его кинжалом в сердце. Аэлис бросилась к окну с криком:

– Луи Л’Аршёвек! За Сент-Нуар! Нас атакуют!

Озэр отбросил нападавшего, на этот раз ударив его в бок клинком плашмя, тот застонал от боли. Рыцарь пока старался не наносить монаху тяжёлых ран, но берёгся и сам. Однако кто бы мог подумать, что в тщедушном теле Готье Суйерского таится столько ярости? Казалось, гнев придал ему сил.

– Мужчина ночью в спальне – странная компания для девственницы! – крикнул он.

– Не в каждой спальне из-под земли являются монахи с кинжалами! – ответил Озэр, приседая, чтобы увернуться от клинка, метившего в горло.

Суйер весь сморщился и выгнулся дугой, уклоняясь от меча Озэра. Пожирая взглядом дрожащую фигурку, не отходящую от окна, он воскликнул:

– Не бойтесь, мы уж сделаем из неё порядочную женщину… У, пёс проклятый!

Луи Л’Аршёвек появился в окне и, кинувшись на Суйера, пронзил его клинком, шепнув на ухо:

– Куда простому монаху тягаться с ариепископом, глупец!

Одно нескончаемое мгновение Аэлис казалось, что Суйер умрёт на месте: кровь хлестала из его груди, как будто клинок пронзил ему сердце. Но когда Л’Аршёвек извлёк кинжал, она увидела, что удар пришёлся немного выше, в плечо, и, хотя Суйер морщился от боли, рана была неглубока.

– Да ты мясник, – заявил Озэр, притворяясь рассерженным.

– Я тоже рад видеть тебя целым и невредимым, – воскликнул Луи со смехом.

– Пока все мы живы, надо бы убраться отсюда, а то того и гляди…

В это мгновение дверь в комнату распахнулась, и в неё ввалились четверо стражников, вооружённых булавами, в шлемах, прикрывающих лицо, и одетых в пластинчатые бригандины и кожаные камзолы. При виде сцены, представшей их глазам, они замерли в зловещем молчании, ожидая приказов господина. Старый Ришер Суйерский протиснулся между ними, растолкав их своим посохом, и уставился на простёртого на полу сына.

– Идиот! – сказал он только, затем холодным взглядом обвёл троих сент-нуарцев и приказал: – Чтобы на ней – ни царапинки. Остальных – убить.

Четверо солдат с рёвом бросились на двоих рыцарей. Озэр вонзил меч в шею одного, и Луи тут же отобрал у него булаву и изо всех сил огрел ею по голове второго, но сам вдруг издал вопль, и Аэлис тоже вскрикнула: третий стражник сумел задеть Луи мечом, и сквозь его красный бархатный камзол из раны, длинной, как след от хлыста, засочилась кровь. Озэр, тяжело дыша, обрушил булаву на головы двух оставшихся солдат. Он подтолкнул друга к окну, пока тот был ещё в сознании, поднял меч, встав между бежавшими на помощь товарищам стражниками и Аэлис с Луи и прошептал сквозь зубы: