– Если любишь, милый, потерпи. Не время ещё.
Им было хорошо, очень хорошо вдвоём, у них была своя тайна, эта тайна их роднила.
Ещё в январе Владимир познакомил Галину с матерью:
– Вот, мама, Галина, с которой мы дружим, – представил он матери подругу, покраснев и смутившись. Ксения назвала мать своё имя и долго смотрела на девушку, которая ей понравилась, посмотрела и пригласила за стол: – Раздевайся, Галя, попьём чаю, поговорим. За чаем она расспросила, кто её родители, где живёт и давно ли дружит с сыном. Галина просто ответила на все вопросы, и мать сказала:
– Дружите, ваше дело молодое, только без баловства, школу закончите, там, глядишь, и поженитесь. Хотя, мне хочется, чтобы вы учились дальше, а нажить ребятишек успеете.
Мама! – хотел оборвать от такого откровенного совета сын, но мать слушать его не стала и ещё дала пару советов, от которых оба покраснели. Вечером она уже более откровенно поговорила с сыном, не слушая его возражений, – дружи, сынок, только не порти девку, до поры, до времени.
Со своими родителями Галина Владимира ещё не знакомила. Она стеснялась, a Владимир не настаивал, помня откровенно неприличные советы матери. Своего родного отца Галка не помнила. Отец у неё был не родной. Родной погиб во время войны, отчим удочерил Галину и её сестру Светлану. Общих детей у матери и отчима не было, но отчим любил приёмных дочерей как своих родных, и сёстры звали его отцом. Вечерами молодые люди долго не стояли, им хватало дел. Рассиживаться и в этот вечер они не стали. К одиннадцати Галина была дома и скоро спала вполне умиротворённая свиданием с любимым.
В субботу, чуть свет, припёрся друг Владимира – Васька Бондарь.
Это был давний друг, сколько он помнил себя, столько он помнил Бондаря. Был Васька длиньше Владимира, но и был тощее, хотя постоянно что-то жевал. Отличала Василия от всех детей любовь к уединению, это походило, скорее всего, на эгоизм. Володю он чуть ли не ревновал, когда тот заводил знакомство или дружбу с кем-нибудь другим, Ваську это злило, но, позлившись, он отходил. Если Васька узнавал место, где хорошо клевала рыба, то кроме своего кореша, Вовки, об этом ни с кем не делился. Если доставал хорошую книгу, давал почитать только другу, а всем другим говорил, что хуже, чем эта книга, он ничего не читал. Была у Василия самая заветная мечта, о которой знал только Владимир, – хотел Васька прославиться не иначе, как на весь мир, не меньше. Он бредил этой мечтой, но пальцем не пошевелил, чтобы начать воплощать её в явь. Ходил и постоянно мял теннисный мячик, дома у него был набор гантелей и гирь, по его мускулам было видно, что сила в парне есть, выносливость тоже, однако на этом всё желание его прославиться заканчивалось. Давно уже Владимир понял, что друг его страшно боится боли. Несколько раз, ещё по несмышленому ребячеству, приходилось драться со шпаной, от первого же удара Васька на своих длинных ногах давал дёру и приходилось Вовке одному за двоих драться с обидчиками. Боялся Васька заболеть, а страшнее всего умереть.
–Ты что, Вовка! Поранят меня, а ты знаешь, сколько всяких микробов? Попадёт инфекция, пойдёт заражение, а врачи наши! Сам знаешь какие! А умирать я боюсь!
Был Васька усидчивый, настырный и целеустремлённый, но по-своему. Он сам избавился от ошибок в диктантах. Историю выучил и знал лучше исторички, прочитал массу специальной исторической литературы. Был безотказным, если надо было куда-нибудь с ним сходить, но только вдвоём и только туда, где не было драк и мордобоя. После 7 класса он уехал в техникум, даже написал раза два другу и прислал ему свою фотографию. А через полтора месяца Бондарь вдруг заявился к Владимиру в гости.