– Так я тебе и говорю, Вася, заведи девушку и сам всё испытай, тем более, что рассказывать обо всём, что мы говорим и делаем, просто неприлично. Вась, а сколько у вас в классе девчат?

– Не в классе, а в группе, а в группе у нас пятнадцать девчонок и нас, парней, четверо.

– А есть в группе девушка, которая тебе очень нравится?

– В нашей нет, а вот в другой, что на курс старше, есть там одна, Клава. Вот бы кто познакомил…

– Вы же в одном училище, что ты её не знаешь?

– Знаю. Но не знаю с чего начать , – вздохнул друг,– а прочитать негде.

– А зачем, Вася, читать? Это, видимо, у всех происходит по-разному.

До 7 класса Владимир даже опережал Василия в росте, но после окончания семилетки Васька как-то сразу вытянулся и одно время походил на длинноногого журавля. Вскоре оба раздались в плечах, но если Владимир набирал вес, Василий оставался тощим. Самым неприятным в своём обличии, Владимир считал, цвет волос, которые напоминали сноп пшеницы, а вот брови были густые и чёрные-чёрные, казалось, что они у него накрашены.

– Волосы, – объяснила ему мать, – у тебя отцовские, а брови достались тебе от меня, а похож ты обличьем на своего деда, моего отца, а тот, царствие ему небесное, был мужик здоровый, весёлый и не одной девке голову запудрил, липли к нему бабы, как мухи к мёду.

Владимир вскипятил самовар, и они с Василием сели чаёвничать.

У обоих друзей отцы погибли на войне, матери их были ровесницами, грамоты у матерей был минимум, условия жизни были одинаковые. Оба пацана с самой ранней весны и до поздней осени бегали босые и до 7 класса их учили одни и те же учителя, но из них получались совершенно разные два индивидуума. В одном всё больше проявлялся эгоизм, у другого душа была нараспашку. Один всего боялся, другого ничто не страшило. В становление молодых людей вмешивалось что-то такое, на что не могло оказать влияние ни воспитание, ни образ жизни. С годами вырисовывалось у каждого свое индивидуальное, что, несмотря на почти инкубаторские условия, делало жизнь разнообразной, а всех людей такими разными. Попили чаю, поговорили, и скоро Василий ушел, унося обиду на друга, который не захотел поделиться с ним своими талантами. Только ушёл друг, пришла мать весёлая и чуть пьяненькая:

– Загуляли, сынок, мы с бабами, а что? Праздник. Пришла на тебя посмотреть, скоро пойду догуливать, так что ты, сынок, прости свою мать.

Она хотела с ним поговорить, но махнула рукой и, выпив чаю, ушла.

Владимир накормил Собольку, выпустил из сараюшки кур и решил готовиться к экзаменам по билетам, но ученье не шло, перед глазами стояла Галка почему то неодетая и соблазнительная. Вышел на улицу, Соболька бросился к нему, и он начал играть с собакой. День был солнечным, тёплым.

– А! Дорогая сношенька пожаловала, – поприветствовал он подошедшую подружку словами матери.

– Здравствуй, здравствуй, милый женишок, а где моя свекруха?

– Праздновать ушла, заходи, – пригласил он в дом Галку.

Пришла она в демисезонном пальто с непокрытой головой, на ногах были резиновые ботики.

– Галка, ты не замёрзла?

– Ты шутишь! На улице так хорошо сегодня, скорее бы уже наступило настоящее тепло.

– Настоящее тепло, Галка, будет после пятнадцатого мая, когда отцветёт черёмуха, а это тепло обманчивое, может ещё запуржить, и не раз.

– Каркаешь, Володя, да? Вчера была такая чудесная погода, люблю я эту пору, а ты?

– А я нет,– грязь, сырость. Вот осень! Самая моя любимая пора – это бабье лето. Сухо, тепло, в воздухе искрят паутинки. Весна, Галка, не по мне. То очень много тепла, то вдруг такой холод, что снова одевайся по-зимнему.