Галка любила танцы, Владимир танцевать не умел и честно сказал девушке, что ему неприятно видеть, как она, танцуя, мило улыбается своим партнёрам.

– Ревнуешь?

– Наверное, мне неприятно видеть тебя довольной с таким же довольным парнем,– объяснил он прямо и откровенно.

– Значит любишь?

Он посмотрел на девушку как на своего лучшего друга: – Я не знаю, Галя, что такое любовь, но ты мне так же дорога, как и мать, мать я люблю, а значит и тебя. Девушка даже ахнула про себя, а вслух прошептала: – Володя! Ты даже в этом неподражаем!

– В чём, Галя?

– Да в своём объяснении в любви…

– Извини, Галя, я до тебя ни кому не объяснялся, нет опыта,– оправдался он так искренне и так смешно, что девушка сама обняла его и прошептала:– Милый ты мой Вовка!

Десятиклассники уже чувствовали, что скоро расстанутся навсегда, предстоящая разлука заставила класс жить дружно не только в школе. В выходные дни стали собираться вместе на чьей-нибудь квартире, попеть, потанцевать и подурачиться. Собирались чаще всего у Ирины, Галининой подруги, у Ирины был большой дом, была новая радиола, большой набор пластинок, к ним обычно приносили ещё каждый свои, и потому музыка была на любой вкус и на любой выбор. На этих классных посиделках Владимир учился танцевать и к Новому году танцевал лучше всех парней.

К десятому классу девушки расцвели и похорошели, обрели волнующие взгляд пышные формы, и их самих волновало полное сил и желаний тело. Когда Владимир танцевал с подругой медленное танго, девушка плотно прижималась к парню. Он старался хоть немного отодвинуться, но Галка, вроде не замечая этих его попыток, прижималась ещё плотнее, чем приводила парня в неописуемое смущение. Коли бы не плавки и костюм, то можно было бы сгореть от стыда. Галка прижимаясь, делала вид, что ничего не чувствует, но он видел, как после плотного танца она краснела и тяжело, как на физкультуре, дышала.

Большая часть десятиклассников в Новый год и каникулы почти не разлучались, ходили вместе в кино, на танцы и на посиделки, которые продолжались в танцах и играх. Самым любимым развлечением было кручение бутылки, все садились за круглый стол, а если народу было больше, то становились в круг и посередине крутили пустую бутылку.

На кого она указывала, тот должен был поцеловать водящего. Многие целовались в первый раз, стеснялись, краснели, кто с охотой, а кто скрепя сердце целовал того, кого недолюбливал, но целовались все под смех и шутки.

В конце марта милиция забрала Бориса Пьянкова прямо с урока, надев на него наручники, – для городка это было небывалое ЧП. Забурлила школа, прошли классные собрания, вспомнили все грехи Бориса и на всякий случай исключили его из комсомола и из школы. Исключить-то исключили, но никто не знал, за что же забрали Пьянкова. Директор сказал, что так надо. Но за что? Все сходились на одном: из-за мелочей его бы в наручниках не увезли.

Вечером к Владимиру пришла мать Бориса и, поздоровавшись, спросила:

– Так что вы Володя с Борей наделали? О чём с ним говорили, когда он у тебя ночевал?

– Когда это он у нас ночевал?– спросила Владимира мать. Он ни разу у нас не ночевал, да и вообще он у нас уже года, наверное, два не был ни разу.

– Ох, Борька, Борька,– простонала мать Бориса,– заврался, заворовался. Сказала и заплакала, проплакавшись, спросила:

– Это правда, что он у вас не был?

– Правда. Не только не ночевал, а ничего и не говорил мне. А что он наделал?

– Мне не говорят, свидания не дают, но что-то очень серьёзное. Его взяли, раньше арестовали Жукова – нашего соседа и ещё многих взяли. Больше Владимир не стал ничего спрашивать, а она встала и молча, вышла.