«К плохому человеку дети не подойдут. Особенно сакские», – подумал старший и направился к отведённому им шатру.

* * *

Прошло три дня.

По велению старшего старейшине беженцев были переданы все кони, захваченные в ночной схватке с персами.

На протяжении этих дней воины каравана обучали юношей селения, вооружённых трофейным оружием, навыкам владения им и искусству ведения боя. За столь короткий срок, казалось бы, невозможно обучить всем премудростям воинского искусства, но молодые люди были саками, и достаточно было одного показа, чтобы они достойно повторяли увиденное.

Навыки приобретались ими в изнуряющих тренировках, но главное, что вело их к быстрому успеху, всё же было заложено в их крови и передавалось от родителей к детям в течение многих сотен лет. Оно заключалось в неизменных качествах каждого сакского воина: свободолюбии, терпеливости, вольности души и телесной подчинённости, благородстве помыслов и гордой покорности, непоколебимой крепости духа и чистосердии.

За то короткое время, что прибывшие воины провели в маленьком селении, простолюдины привязались к ним всей душой. На суровых лицах женщин всё чаще появлялись улыбки, отчего в них угадывался истинный, более молодой возраст. Не редкостью стал и их смех. А в их движениях появилась лёгкость и даже воздушность.

Наблюдая за переменами в поведении людей, хозяйка каравана понимала их причину. Она была проста и объяснима. Только с прибытием её отряда все обитатели этого селения, особенно женщины, почувствовали себя уверенными под защитой воинов, родных саков.

Но ей было ясно и другое. Чем больше те привыкали к такому состоянию души, тем горче для них становилось предстоящее расставание. А оно неминуемо подступало.

Было решено пробыть ещё два дня.

Всё, что за такой сжатый срок успели сделать для собратьев старший каравана и его воины, было поистине бесценно в это тяжёлое время и в том положении, в каком оказались они, простые, добрые люди.

Что говорить о них, если сама женщина за это время незаметно для себя отвлеклась от постоянных тяжёлых дум, бередивших её душу. Ей легче дышалось среди родного народа. Дни, прожитые здесь, были как добрый сон. Пусть ненадолго, но забылись события минувших дней. В сознании куда-то далеко отодвинулись мысли о войне и неопределённости судьбы её отряда.

Странные, доселе незнакомые перемены происходили у неё в душе и ещё от чего-то другого, что настораживало её и даже пугало. Поначалу она не могла понять, что было их истинной причиной. Всегда непримиримая к любой неизвестности, она, стремясь разобраться в непонятных ощущениях и чувствах, всё больше предавалась размышлениям.

Однажды, прогуливаясь невдалеке от стана, она наблюдала за состязаниями, устроенными в очередной раз для юношей селения. Те на полном скаку стреляли из луков, бились на мечах, затем вместе с воинами каравана устремлялись вдаль, поднимая клубы пыли и пытаясь обогнать друг друга.

Зрелище было настолько интересным, что полностью захватило её.

В какой-то момент, когда все они возвращались, сбившись в плотный стройный ряд и сдерживая разгорячённых коней, при этом что-то громко и бурно обсуждая, она увидела среди них его и не поверила себе, своему внезапному озарению. В одно мгновенье всё в ней будто бы куда-то стало проваливаться, но тут же наполнило её ещё больше, вернувшись полыхающим жаром.

Её лицо горело от внезапно прилившей крови. Дыхание перехватило. Прижав ладони к щекам, не имея сил тронуться с места, ощущая неимоверный стыд, словно ей довелось стоять на всём миру обнажённой, она оглянулась вокруг, и если бы увидела кого-то рядом, то была уверена, что тут же провалилась бы сквозь землю. Но, к её радости, возле неё не было ни души.