– По-моему, у него просто не было другого выхода, – резонно подметил Саул.

– Один выход уж всегда есть. Смерть. Я видел, как он хотел погибнуть в последней схватке, но главарь разбойников разгадал его планы и почему-то не дал ему умереть. Впрочем, как и нам с Форкисом. Мне трудно сейчас здраво судить обо всём случившемся. И всё же, мне кажется, есть в нём что-то настоящее, да такое, что достойно уважения, – поделился своим мнением Бронт.

– Я знаю и всегда помню о благородстве твоей души, Бронт. Я верю тебе. Ну а что представляет собой вожак пиратов? Можешь сказать? – поинтересовался Саул.

– Ты не поверишь, но он произвёл на меня неплохое впечатление. Нет, не подумай, что я так говорю из-за того, что он оставил меня в живых. Просто я видел и его глаза, и глаза всех других пиратов. Они совершенно разные. Нет в нём слепой ярости, присущей остальным. Он не поглощён всецело тем, что совершает. Мне показалось, что он безразличен к наживе и почему-то вынужден заниматься этим диким промыслом.

Бронт вновь посмотрел в лицо товарища. Тот внимательно дослушал его.

– Ладно, я всё понял. Мне пора. Нам следует немедля отбить корабль и уничтожить пиратов. Если мне доведётся пленить их главаря, то я обещаю отдать его тебе. Будешь сам вершить его судьбу, – Саул дружески хлопнул его по плечу и поднялся.

Греки атаковали внезапно, тихо подойдя к триере с боков. Не ожидавшие нападения пираты, расслабленные до состояния полной безответственности, были быстро уничтожены при абордаже, практически не оказав никакого сопротивления. Лишь старый Феогнид исполнил свой долг до конца – бросился на защиту своего подопечного, сразив двоих воинов, и рухнул у ног Саула, пронзённый в грудь его острым мечом.

Вожак пиратов был пленён.

Из находящихся невдалеке трёх унирем одна стремительно удалялась на запад. Но это были её последние мгновения. Быстрая триера настигла её, с ходу протаранила ей корпус и отправила на морское дно. Несколько пиратов беззащитно бултыхались на поверхности воды.

Всего за одну ночь, казалось бы, изначальная благосклонность судьбы к морским разбойникам обернулась для них погибелью, в который раз продемонстрировав её непостоянство относительно заблудших людских душ.

Потеряв в походе две триеры, командующего флотом и более двадцати воинов, уничтожив две из четырёх пиратских унирем со всеми их людьми, потопив три униремы персидско-египетского флота, захватив в плен его командующего да к тому же завладев двумя их униремами, три боевых корабля Поликрата возвращались к родным берегам.

Войдя в гавань, все были немало удивлены, увидев стоящие там среди других военных судов две триеры из своего флота, считавшиеся ими пропавшими в море.

На третий день после возвращения из похода в дом Бронта прибыл сам военачальник Саул, торжественно сообщивший о похвале Поликрата и передавший ему и Форкису денежное вознаграждение. Ещё через день он вновь посетил этот дом, сопроводив Гамилькара и Рупилия, отданных правителем в полное распоряжение Бронта, их нового хозяина. Благосклонности властителя не было предела.

Отныне в небольшом доме, расположенном на самой окраине Самоса, стали проживать четверо мужчин, сведённых волею судьбы из разных земель под одну крышу.

Если для многих война становится разлучницей, то для этих людей, вопреки всем её суровым правилам, она впервые свершила исключение, зародив меж ними мужскую дружбу.

Форкис, кого в детстве покинули трое старших родных братьев, через много лет, минувших с той поры, в первом же своём морском походе обрёл стольких же братьев, но иных, не по крови, а по духу.