А позже рассказала об этом Марте.

– Я даже написала в юридическую фирму, – сказала я, наливая нам чай, – Не знаю, кто будет защищать мои интересы, но хотя бы начну с чего-то. Хватит бояться.

***

Вечером я решила выйти на воздух. Сама. Без Марты. Без пледа. Без вина.

Я шла по Патриаршим, где мы с Владимиром когда-то держались за руки. Помнила всё – лавку, где он купил мне цветы, кафе, где мы впервые не заговорили друг с другом за весь ужин. Это место хранило не только нас, но и наше разложение.

Возле арки я увидела его машину.

Он стоял рядом. Как будто ждал. Или искал. В глазах – смесь усталости и раздражения.

– Ты ходишь кругами. Я это вижу. Ты не знаешь, чего хочешь.

– Ошибаешься, – сказала я, – Впервые я знаю точно.

Он шагнул ближе.

– Дай мне шанс. Один вечер. Один разговор. Без обвинений. Я не спал. Я думал. Я… Я вспоминал, какой ты была. И понял, как скучаю.

Эти слова звучали знакомо. Привычно. Как спектакль, который он разыгрывал для клиентов, когда хотел сделку.

– А я вспоминала, какой я была с тобой. И знаешь, что поняла? Я была удобной. Тихой. Красивой. Тенью.

Он напрягся.

– Не драматизируй, Оля.

– А ты перестань говорить, как будто ты всё ещё важен. Ты просто бывший. Один из. И скоро – юридически.

Он вздохнул, отступил.

– Я не понимаю, что не так? В чем причина?

Я молчала, не было сил сейчас вести с ним перепалку о его измене.

Глаза его потемнели, будто он прочитал мою внутреннюю боль.

– Ты не будешь счастлива. Без меня.

– Это уже не твоя забота.

Я вернулась домой на ватных ногах. Сердце стучало громко. Не от любви. От ярости. От освобождения. В груди пульсировало: «Я не сломалась. Не сломаюсь!»

Марта ждала меня на кухне. На столе – свеча и листок бумаги. Она улыбнулась:

– Запиши. Первую строчку новой жизни.

Я взяла ручку. Подумала. Написала:

«Я выбираю себя. И мне этого достаточно.»

Позже, уже ночью, я сидела на диване и понимала: пора.

Марта дала мне передышку. Но теперь нужно вернуться к себе. Даже если этот “свой угол” – старая квартира с облезлыми стенами и пустыми ящиками.

Я больше не хотела быть временной. Ни у подруги, ни в чужом городе, ни в чьей-то жизни.

Я хотела стены, в которых никто не повышал голос. Пол, по которому не ходили угрозы. Воздух, который не надо фильтровать от упрёков.

Я хотела дом. Без него. Без страха. Без «мы».

пусть. Но это будет моя трещина.И даже если сначала это будет просто замызганный квадрат с трещинами на потолке – пусть. Но это будет моя трещина.

А с неё, как с тонкой нитки – можно начать штопать себя обратно.

***

После двух недель у Марты я переехала в одну из наших старых квартир – ту самую, что мы когда-то купили «на будущее». Тогда обсуждали: сдавать, не сдавать? В итоге оставили пустовать – якобы для Алины, если та решит остаться учиться в Москве. Владимир называл её «мёртвым активом» – а теперь она стала для меня крепостью. Без его запаха. Без его взгляда. Без его власти.После двух недель у Марты я переехала в одну из наших старых квартир – ту самую, что мы когда-то купили «на будущее». Тогда обсуждали: сдавать, не сдавать? В итоге оставили пустовать – якобы для Алины, если та решит остаться учиться в Москве.

Я не сказала ему, куда ушла. Он не знал, где меня искать. И это было впервые за двадцать лет – я исчезла с его радара. Полностью.

В те дни, пока жила у Марты, я уже начала потихоньку возвращать себя в профессию. Лена предложила работу – стилизация новой съёмки. Я согласилась почти сразу. Без раздумий. Потому что, если не цепляться за жизнь – можно увязнуть в её руинах. Съёмки были неровные, суетливые, но в них я снова почувствовала ритм.