И я бежал. Преследователи отказывались отставать, оттого погоня всё увереннее затягивалась. Легкие постоянно пронизывало иголками боли, а ноги превратились в подвешенные на тело гири, каждое перемещение коих давалось особенно тяжело. Всё волевое усилие было направлено лишь на то, чтобы не позволить себе сбавить темп, хоть немного замедлиться, но старания казались тщетными, шум погони совершенно не утихал, а скорее усиливался, будто готовясь меня поглотить. Даже страх не придавал мне больше сил. Да и голодное состояние напомнило о себе, проявив истинное влияние в полную мощь и сделав из моей плоти слабый и истощённый механизм.

Завернув в один из переулков, а после и ещё в несколько, я в какой-то момент абсолютно потерял представление о том, куда же, собственно, двигаюсь. Перед глазами мелькал бесконечный поток домов, а бегство всё увереннее превращалось в полный необдуманный сумбур, вплетавшийся меня в неизвестную часть града.

Наконец, очередной преодолённый мной поворот вывел на небольшую площадку, окружённую по обе стороны обветшавшими домишками, столь плотно примыкавшими друг к другу, что казалось: там внутри и места то нет. Но важно было другое. Самую малость пробежав по открывшемуся пространству, я увидел, осознал для себя пренеприятную суть – вокруг дома, а впереди лишь городская стена.

Всю мою сущность охватило оцепенение, резко окунув чувства в пустоту, будто неведомая рука разом перерубила все тянувшиеся до меня зрительные картины, звуки и мысли, а вместо них, в опустевшее место проник тихий ужас, содрогающимися пульсациями сжимая тело само в себя. Произошло худшее – я попал в тупик.

Лишь неумолимо приближавшийся топот за спиной вывел из глубокого падения в страшное осознание. Стражникам предстояло вот-вот оказаться здесь. Беглый осмотр окружения также не придал надежды. Не явил глазам укрытие. И в суматошном порыве я принялся пытаться открыть хоть одну из дверей всех тех домиков вокруг. Но они не желали поддаваться, оставаясь закрытыми для меня. Всё было тщетно.

Преследователи же не заставили себя долго ждать. Не прошло и минуты, как на площадку вывалились стражники, походившие на двух борзых собак, что долгое время загоняли дичь. Стоило им увидеть свою жертву, как они остановились, раскрыв рты в тяжёлой отдышке, а на их покрасневших лицах выступила блаженная ухмылка, полная удовлетворения от понимания, что забег наконец-то закончен.

Упершись руками в колени, солдаты принялись глубоко вбирать в себя воздух, восстанавливая дыхание и с постоянством оттягивая свой кожаный доспех, будто тот сжимал их где-то там на уровне груди. С головы обильно стекал пот. Его капли постепенным перекатом двигались по лицу, достигали его края и тут же падали вниз, разбиваясь о защитное одеяние. Там, на нём, растекшись по трещинам ссохшейся и начавшей расслаиваться грубой коже или в выемках, оставленных неизвестным колющим орудием, нередко и заканчивался их путь.

Сами же стражники не отрывали от меня взгляда. Они столь пристально смотрели, будто боялись, что я могу куда-то ускользнуть, раствориться подобно дыму прямо на их глазах.

Наконец, один из них выпрямился, положил руку на основание меча, плотно посаженного в ножны, и сплюнул в сторону. Я уверенно слышал, как он про себя тихо изрёк: «Когда же это всё кончится?». Но мне вслух последовал совсем иной вопрос:

– Так, бегун ты наш, тебе известно, что бывает за воровство? – назидательно громко прозвучал его голос.

Я сглотнул и в ответ молча кивнул.

– И ты понимаешь, что уличён в этом злодеянии?

Я снова кивнул.

– Тогда, – продолжил он, протяжно вдохнув, – серьёзность ситуации тебе ясна, – и покачал из стороны в сторону головой. – Однако, мы всё же не изверги, и правосудие даёт тебе шанс. Полагаю, ты не захочешь испытывать его кару на себе?! – деловито, но уже немного тише подытожил стражник. – Всегда есть выход. Стоит лишь возместить ущерб торговцу, которого ты так бессовестно обокрал, – с некоторой наигранностью и взглядом невинности продолжал он, – и мы бы запросто решили этот вопрос, – в этом завершающем акте его губы поджались. – Нужно лишь, – на секунду он задумался, – скажем, десять серебряков.