На сенокосе трудилось почти все семейство Лебедевых – дед за главного, две дочери, Лидушка с Наташей и их мужья, дядя Петя и дядя Леша, сын Агафон (папа мой) и мама моя Нина. Брали отпуска, отгулы и помогали с заготовкой сена. Не было только старшего сына Георгия, (полковника тогда уже) служившего на Дальнем Востоке летчиком, нагонявшего страх на самураев.

Справлялись быстро. Работали справно. Да и что там надо-то на корову с телком – двести пятьдесят, двести шестьдесят пудов! К сенокосу готовились заранее. Договаривались с лесником о встрече и тот отводил участок под покос. Отводил его всегда в одном и том же месте. Но ритуал есть ритуал. Дядя Петя шел с лесником на участок. Лесник, махнув рукой в одном направлении, затем в другом, говорил:

– Вот оттуда и до седа… За кривую березу не лезь… Там другие косить будут.

Дядя Петя доставал бутылку самогонки, стакан и небогатую закуску – пару вареных яиц, соленые огурцы, кусок черного хлеба и пучок зеленого лука. В спичечном коробке крупная серая соль. Присаживались в густую траву. Плескали в стакан, выпивали, занюхивали и разговаривали ни о чем. После того, как бутылка пустела, лесник довольно хмыкнув, изрекал:

– Ладно там за… за березкой еще метров тридцать возьми… Вдруг не хватит…

Соглашение было достигнуто!

Занимались косами. Забивали клинья, подбивали кольца, замачивали место посадки в воде. Меняли лозовые ручки, стягивали их концы тоже лозовыми тонкими, вымоченными и разбитыми побегами, подстраивая под рост косца. Затем косы отбивали. Звонкое занятие!

В пень заколачивалась маленькая наковаленка – бабка. Конец косья5 подвешивался бечевкой так, чтобы плоскость косы ложилась ровно на плоскость бабки. Этим занимался мой отец.

Он садился на такой же пенек рядом и, ухватив левой рукой полотно косы, передвигал лезвие по наковальне. Правой рукой, специальным молотком оттягивал лезвие, нанося удары по самой кромке. Тук-тук, тук-тук… Молоток то и дело смачивался в ведре с водой – это требовала холодная ковка. А еще отец немного загибал носок косы вверх, чтобы землю не цеплять.

Ото всюду слышался перестук молотков. Страда в разгаре!

Точили косы непосредственно перед косьбой, уже на покосе. Точились по-своему. Заостренный конец косья втыкался в землю, придерживалось левой подмышкой, а пальцы кисти натягивали носок косы, напрягая металл. Оселок в правой руке косца бегал вдоль лезвия вниз-вверх, с двух сторон. Жик-жик-жик и готово! Косы были разные по величине – девяти, одиннадцати ручные, в зависимости от того сколько кулаков укладывалось по длине косы. Естественно, я тоже принимал участие.

Мне папа насадил легкую, аккуратную косу, в пять кулаков. В тот год мне исполнилось двенадцать лет. Отец всегда таскал меня с собой на разные мероприятия и всегда говорил:

– Мотай на ус… Присматривайся…

Выдвинулись во второй половине дня, так чтобы обустроиться – разбить лагерь, натянуть брезент, оборудовать костровище и успеть по вечерней росе помахать косами. Предполагалось дня за четыре смахнуть весь участок. Женщины обещались подойти на следующий день, раскидать скошенную траву и заняться сушкой.

Идти было километра четыре. Часа за полтора дошли. Между осинками натянули полотно, покидали под него пожитки: телогрейки, старые одеяла, ведерки, миски, мелкую утварь.

Отец приспособил на прошлогодней чурке бабку. Забили пару рогатулин и бросили на них перекладинку, запалили под ней костерок. Вскипятили чай, попили, покурили минут десять и решили, что пора начинать. Роса еще не выпала, но у мужиков зудели руки, горели глаза. Дядьки все молодые, здоровые, веселые! Косы у всех одиннадцати ручные, блестят металлом. Прошлись по ним оселком и зазвенела скошенная мурава-трава, отдаваясь косарям, ложась плотными, зелеными рядами под розовый закат. Потянулись валы от лагеря друг за другом. Первым шел дядя Петя, за ним дядя Леша и третьим мой отец. Я было хотел тоже пристроиться, но мне сказали, чтобы я не мешался и прогнали подкашивать по краю поляны, между кустов.