Засов на калитке громко звякнул.

Я подбежал к окну и выглянул во двор, но не успел заметить, кто вошел в калитку. Тут же хлопнула входная дверь, по порожкам сеней загромыхали шаги, постучали в стену.

– Андреич! Ты дома? – в кухню ввалился сосед – Агафонов дядя Толя.

Высокий, сутулый, громкоговорящий. От него всегда веяло весельем, непонятной лихостью, ухарством и, чуть-чуть, спиртным. Разэтакий рубаха парень-губошлеп. С отцом они дружили, как соседи (дом его находился напротив нашего на Станционной улице), как заядлые рыбаки. Еще, я думаю, их объединяло то, что они оба были не курящие.

Как они любили рыбалку!

Андреич, отец мой, работал в механическом цеху, токарем. Все металлические детальки, необходимые в снастях, были его епархией. Заготовки для блесенок нарезать, колечки завить, поводочков наплести, распустив миллиметровые тросики. Уключины новые для лодки смастерить и, набалдашник для ботушки17 выточить, с погремушкой.

Степаныч (дядя Толя), отвечал за лодку и мотор. У него была самодельная железная лодка и лодочный мотор ЛМ-1. Маленький, но зато мотор-всё не руки трудить. Сетенку какую за зиму сплести, дыры залатать – челночок туда-сюда по линеечке, закинет петельку, челночок пропустит, пальчиком прижмет и затянет узелок. Елочку сухую на черенок для строги подыскать.

Посадка сетей – священное действо. Здесь даже меня приобщали. Я отвечал за поплавки. Нарезал из больших кусков бересты полоски сантиметров по восемь, срезал уголки, что бы потом нитки не цеплялись и совал их в кипящую воду. Береста закручивалась, превращаясь в плотно свернутую трубочку. Такие трубочки -поплавки прикреплялись на верхнюю бечевку сети – трехстенки.

Грузила были фарфоровые, благо завод фарфоровый и рыбаки быстро наладили их производство.

Про рыбу знали все. Ямы на реке, коряжник, пни, отмели, травы. Ходили перед рыбалкой на берег, смотрели, слушали, бывало, ногами притоптывали – гулко отзывались берега. Заволнило – ага, лещ подошел, подъязок спускается, щучка бултыхнулась, мелочишку веером пугнула.

– Андреич! Поденка завтра пойдет? Как думаешь?

Отец нюхал воздух, смотрел на воду, на чистое вечернее небо и говорил:

– Да, пожалуй, день, может два. Надо бы завтра, с утра, язя проверить, а то потом неделю брать не будет.

– Смотри, пузырьки лопаются – воон вдоль травки. Здесь и будет кормиться.

– Я уже горох замочил, ночью напарю-отзывался Степаныч.

И, рано утром, чуть свет, пошли за огороды, к реке. Место было излюбленное – «Колодчик» называлось, прямо за домами ИТР (инженерно-технических рабочих). Брали по одной удочке. Короткие, полутораметровые стволики можжевельника, беленькие, кончики тонюсенькие. Леска ноль три, грузила на поводочке грамм по двадцать пять.

Сядут не далеко друг от друга. Опустят ладошку в жестяное ведерко с горохом, зачерпнут пригоршню и рассыпят коротким взмахом, чуть выше по течению-прикормить что бы. Леску колечками у ног распустят, выберут горошинку, заправят крючок под кожицу и плавно, раскачав поводок, закинут на середину речки. Усядутся, удилище в руках и застынут. Слушают рукой, как надавит рыбина и подсекут. Голавли, язи крупные – не много – штуки по две три подцепят и хватит – для себя ловили.

Всегда брали меня с собой. Смотри, мотай на ус, наблюдай! Я и мотал. Много чего перенял и был в тринадцать лет достойным напарником. Вот и сейчас, сердечко ёкнуло – не с проста дядька явился.

– Ну, что? На ночь собрался? – спросил отец. Чай Вальку будешь просить?

– А-то кого? В Шатевские травы поедем. Холодно сегодня – рыба под берегом мертво стоять будет. Пусть собирается. Пожрать я возьму, Нинка пусть не беспокоится.