Готово! Сняли с перекладинки котелок и пристроились поудобнее возле него. Взяли по ломтю белого хлеба, начали обедать. Каша была не просто вкусной, она была невероятно вкусна! Пропахшая дымом, чуть подгоревшая, с редкими серыми трупиками комаров… Торопились и быстро добрались до дна, начали скоблить его, подчищая крошки.

Потом вымыли котелок, вылили в него остатки воды и стали ждать чай… Добавляли веточки брусники с несозревшей ягодой, горстку черники, земляники… Вода закипела, бросили заварки. Дали немного попреть и разлили варево в эмалированные кружки. Раскрыли жестянку с сахаром и, макая белые кусочки в жидкость, вприкуску, жмурясь, пили чай…

Расслабленные, уставшие от еды, легли на землю. Высоко качались верхушки сосен, склонялись низко ветки берез, сквозь них виднелось голубое полуденное небо, совсем безоблачное…

Пищали надоедливые комары, вскрикивала сойка. Помахивали веточками у лица, не громко разговаривали, подсчитывали сделанное.

– Сколько у нас? – Володька повернул голову в мою сторону.

– Сорок восемь… Да сегодня пять уже поставили…

– Еще штуки три надо, а может и четыре – я поддержал разговор.

– Получим деньги и поедем в Москву, в ЦУМ… Ты чего думаешь купить? – Вовка приподнялся на локте.

– Не знаю еще, а ты?

– Я хочу свитер и рубашку… Может еще на брюки хватит… Как думаешь?

– Еще недельку. наверное поработаем, там видно будет… Пошли. А то разлежались!

Взяли топоры, поправили оселком и погрузились в работу. Скоро прибавились еще две кучи. Немножко подустали.

– Давай еще одну и закончим – предложил я.

– Правда, хватит, а то размечтались – напарник широко улыбнулся…

Я подошел к не толстой березке и чуть наклонил ее левой рукой. Не широко размахнулся и перерубил ствол до середины. Топор легко вошел в древесину. Вытащил его и замахнулся, с другой стороны. Рукав рубашки зацепился за какую-то ветку, лезвие топора скользнуло по стволу и, отскочив, носком погрузилось мне, в левую, кеду. Выпустив топор из руки, я с удивлением рассматривал его, торчащего в моей ноге. И вот тут наступила боль… Я заорал на весь лес. Подбежал Володя и приговаривая: «Ну, как же ты так? Ну, как же…?» – вытащил из моей ноги топор и стащил с меня кеду с носком.

– Зажми рану! – побежал к рюкзаку и притащил полотенце.

Странно… рана была глубокая, виднелась разрезанная кожа, разрубленные вдоль, бело-синие сухожилия, а крови не было. Тупая боль пронзила всю ногу. Вовка разрезал топором полотенце пополам и крепко замотал мне рану.

– Бежим к казарме. Там в больницу позвоним…

– А вещи, котелок, топоры? – кривя рот, сквозь боль, спросил я.

– Не думай, завтра сбегаю… Пошли скорее…

В казарме позвонили в больницу. Приехал старенький, белый москвичёнок. На лобовом и заднем стеклах, в белых кругах красные крестики. Молоденькая медсестра, промыла рану, и поставила мне укол.

Володька вернулся за нашим барахлом, а меня увезли в больницу. Завели в операционную, вошел доктор в ленинской бородке и со сказочной фамилией Кащей.

Георгий Михайлович! – сколько еще встреч предстояло с ним! Потыкал пинцетом в рану и, сказав «до свадьбы заживет», прицепил пять скобок, соединив края кожи. Медсестра обработала разрез белым порошком и меня отвезли домой в целости и сохранности. Мать тогда все плакала, отец влепил подзатыльник. Брат Сережка смотрел на меня с испуганным восхищением и все пытался рассказать мне про рыбалку.

Дней через пять скобки сняли, рана затянулась, а через месяц я уже играл в футбол. Деньги за работу мы с Володей получили, позже съездили в ЦУМ16…

Свитер с рубашкой он себе купил. Мне тоже хватило на черную дерматиновую куртку. Уже больше полувека прошло… Нога давно зажила, лишь узкая белая полоска шрама, чуть выше большого пальца напоминает о желтой каше и давно прошедшем лете.