Вечером, когда сквозь густой туман сочился дождь, она сидела в уютной кухоньке миссис Баттерфилд, готовя купоны к футбольной лотерее. Они давно тратили на это интересное дело три пенса в неделю – дешевле и не купишь азарта, ожидания, тревоги. Когда купон был заполнен и брошен в ящик, он воплощал богатство, до тех самых пор, пока газета не приносила разочарования, хотя, по чести, они и не надеялись выиграть. Как-то миссис Харрис достались тридцать шиллингов, к миссис Баттерфилд раз-другой вернулись ее деньги – и все.

Не разбираясь в футболе и не следя за ним, они писали цифры, как бог на душу положит. Обычно миссис Харрис застывала с карандашом над строчкой и ждала озарения. Ей казалось, что удачу можно ощутить, поймать, но этого не бывало, и она писала что придется. Но сейчас, над чашкой горячего чая, она и впрямь что-то почувствовала. Подняв карандаш над словами «“Астон Вилла” против “Болтон Уондерерс”», она сказала подруге:

– А вот это – на мое платье.

– На что? – рассеяно спросила Вайолет, тоже склонная к трансу.

– На платье от Диора, – пояснила Ада и твердо, уверенно добавила: – Надо будет купить.

– Это где? – с неохотой выходя из транса, спросила ее подруга. – В универмаге что-то новое?

– Ну прям! – сказала миссис Харрис. – Ты, может, про Диора не слышала?

– Да вроде бы нет, – виновато ответила миссис Баттерфилд.

– Самый лучший магазин, – сообщила Ада. – Он в Париже. Платья там по четыреста пятьдесят фунтов.

Подбородки у Вайолет вдвинулись друг в друга, как дорожные чашки.

– Ты в себе? – сказала она. – Это фунтов!

– У леди Дант, – сказала Ада, – висит два платья в шкафу. Она их наденет сегодня на бал. В жизни таких не видела, – она понизила голос: – У королевы и то нету, – и снова громче: – А у меня будут.

Оправившись от шока, Вайолет обрела привычный пессимизм.

– А где ж ты деньги возьмешь? – спросила она.

– Вот тут, – отвечала Ада, уверенно выводя слова на купоне.

Это подруга ее понимала, ей самой надо было много купить, если она выиграет. Но было что и возразить.

– Такие платья не про нас, – сказала она.

– Про нас, не про нас, – вскипела Ада, – а красивей их нету! Куплю, и все.

– Что ж ты с ним делать будешь? – не уступала Вайолет.

Об этом ее подруга толком не думала, и ответила только:

– А ничего. Просто оно у меня будет.

И ни секунды не сомневаясь, словно пальцы пишут сами, она заполнила, строчку за строчкой, весь бланк, а потом сказала: «Ну вот».

– Дай тебе Бог, – сказала Вайолет, зачарованно глядя на все эти действия.

О своем бланке она почти забыла.

Не отойдя от экстаза, миссис Харрис хрипло промолвила:

– Пошлем скорее, пока счастье не ушло.

Они надели пальто, замотали шарфы и пошли сквозь дождь и туман к красному ящику, тускло горевшему под фонарем на углу. Миссис Харрис поцеловала конверт, прошептала: «На платье» и бросила письмо в щелку. Миссис Баттерфилд обошлась без таких сказочных действий. «Ничего не жди – и не расстроишься», – сказала она, и они вернулись пить чай.

Потрясающее открытие сделала через неделю не миссис Харрис, а миссис Баттерфилд, которая ворвалась в кухоньку подруги, едва лепеча и чуть не лопаясь от удара.

– А-а-а-а-да! – произнесла она. – Е-е-е-е-есть!

Миссис Харрис гладила рубашки майора (одна из форм баловства) и, не поднимая головы, сказала:

– Ну, тише, тише! Что там у тебя есть?

Пыхтя и сопя, как бегемот, миссис Баттерфилд молча взмахнула газетой.

Миссис Харрис не сразу ее поняла, ибо, вручив удачу судьбе, она об этом забыла. Только когда подруге удалось просипеть: «Выиграла…» – она уронила утюг и закричала: «Платье!» – а потом обняла корпулентную вестницу, и они, словно девочки, закружились по кухне.