– Мо Шидун сообщил, что убийцы украли свиток с тайными сведениями. Очевидно, что их утечка не сулит ничего хорошего. – Он выглянул из беседки, чтобы убедиться, что они одни. – Помнишь Хун Сяосюня?

Мо Ланьлин вздрогнул.

– Дядю Хуна? – прошептал он, почти выдохнув эти слова. – О нём же нельзя говорить, он считается предателем школы.

– Когда я узнал, что Хун Сяосюнь убил того мальчика, я сразу заподозрил неладное. Понимаешь, – Мо Дайяо с ноткой безумия в голосе посмотрел на своего племянника, – я вырос вместе с ним и знаю, какой он человек. Даже к врагам он проявлял милосердие, а тут – расправиться с ребёнком…

– Думаешь, его подставили? – предположил Мо Ланьлин.

– Возможно, так и есть, – господин Мо вновь подкинул монетку. – Я считал, что он давно ушёл во тьму, но выживший слуга упомянул, что у убийцы были нефритовые глаза. Возможно, это просто совпадение, но я сомневаюсь…

– У дяди Хуна глаза были зелёного цвета! – осенило Мо Ланьлина, и он вспомнил вчерашние намёки шисюна.

Су Чжунцин оказался в школе еще младенцем и буквально рос на глазах большинства учителей и наставников. Он был знаком с Хун Сяосюнем, который время от времени навещал родные места, ещё до того, как стать наставником. Бессмертный, долгое время путешествовавший по миру, по привычке носил соломенную шляпу, которая закрывала половину его лица. Поэтому Мо Ланьлин, который видел Хун Сяосюня лишь мельком, совсем не запомнил его внешности.

– Комиссия всегда делает официальное заявление после происшествий, но о Хун Сяосюне так ничего и не было объявлено, – прошептал Мо Дайяо, его голос дрожал от напряжения. – Ни о его смерти, ни о поисках. Мне, как члену семьи Мо, даже не сообщили деталей убийства, всё тщательно скрыли. Я не хочу подозревать собственного дядю, но на душе у меня неспокойно. Он знает о моих тёплых отношениях с Хун Сяосюнем, и если я вернусь в поместье, то вызову большие подозрения. Мо Би, ты можешь для меня проникнуть в семейный архив и разыскать сведения о тех событиях?

Юноша вздрогнул, словно его окатили ледяной водой.

– Дядя! – воскликнул он, возмущённо размахивая руками. – Отчаявшаяся мышь кошку укусила21!

Мо Дайяо дёрнул племянника к себе, заставив его замолчать. Его глаза сверкнули холодным блеском, а рука крепко зажала рот Мо Ланьлина.

– Чего разорался-то? – процедил он сквозь зубы. – Если бы я сам мог, то не впутывал бы тебя, зная, какие у тебя отношения с отцом! Но мой отъезд с пика не останется без внимания, а ты можешь что-то придумать.

Учитель медленно ослабил хватку, и Мо Ланьлин, воспользовавшись моментом, вырвался из его нежелательных объятий. Он сделал шаг назад, его лицо было бледным, а руки дрожали.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал он, оглядываясь в поисках своего колчана со стрелами. – А если меня поймают?

Мо Дайяо поднял край сохнущих одежд племянника и, кивнув в сторону выглянувшего колчана, произнёс:

– Сделай так, чтобы не поймали.

Пока между родственниками происходил тайный разговор, обиженный Е Чаншэн уже наворачивал третий круг. Его терпение истощалось, и он, устав от монотонного бега, свернул с привычной тропы у школьной пагоды. Это решение, как и любое другое, принятое Е Чаншэном, оказалось не лишенным приключений. Ученик пробирался через горный ручей, который оказался глубже, чем он ожидал, и вода доходила ему до колен. Преодолев его, юноша вышел на широкую каменную тропу, ведущую между двумя величественными пиками. Он бежал, наслаждаясь красотой горных вершин и свежего воздуха, пока не оказался у обвала. Дорога была полностью завалена огромными обломками, преграждая путь. Е Чаншэн огляделся и заметил, что среди них что-то блестит. Он попытался забраться на обвал, но острые осколки камней ранили его руки, не позволяя даже ухватиться.