Артур и Эдит, словно пара испуганных кроликов, замерли на месте, парализованные ужасом, как будто их окатили ледяной водой. Они никогда не видели ничего подобного не только в своей тихой, размеренной жизни в пригороде, где самым большим преступлением было, пожалуй, нарушение правил парковки, но и даже по телевизору.

Это было похоже не на реалити-шоу, а на ожившую страницу из криминальной хроники, на газетную полосу с заголовком вроде “Чикаго снова в огне! Бандитские разборки на Норт-Сайде!”, где каждый кадр пропитан запахом пороха, пролитого виски и страхом смерти.

В тот момент Артур вдруг отчётливо понял, что такое настоящий страх, а не просто лёгкое волнение перед визитом к врачу или просмотром вечерних новостей, полных тревожных сообщений о войне в Корее. Страх, который сковывает движения, лишает дара речи и заставляет сердце бешено колотиться в груди, как пойманная в клетку птица, отчаянно пытающаяся вырваться на свободу. И Артур подумал: “Вот он какой – настоящий ад. Не огонь и серный дым, а этот леденящий душу ужас, от которого хочется забиться в угол и никогда больше не высовываться”.

“Мамочки,” – прошептала Эдит одними губами, вцепившись в руку Артура так, что он почувствовал, как хрустят ее кости.

В ее глазах отражался панический ужас, смешанный с каким-то странным, болезненным любопытством.

“Неужели это все по-настоящему? Неужели мы и правда попали в кино?”

Она всегда мечтала оказаться на съёмочной площадке, увидеть, как создаются фильмы, но, кажется, реальность оказалась куда страшнее и опаснее, чем она могла себе представить.

“А ведь я всегда говорила, что кино – это моя жизнь,” – промелькнуло у неё в голове с горькой иронией.

Они свернули за угол, надеясь, что им удалось оторваться от преследователей, хотя Артур, честно говоря, уже чувствовал, что его лёгкие вот-вот взорвутся, а колени предательски подгибаются.

“Не молод я уже для таких забегов,” – промелькнуло у него в голове, “пора переходить на спокойные прогулки с тросточкой”.

И тут же, словно по злой иронии судьбы, буквально в нескольких метрах от них, они нос к носу столкнулись с мужчиной, который неторопливо стоял у входа в какой-то полутемный клуб, из которого доносились приглушённые звуки джаза. Клубы в те времена, кстати, были не просто местом развлечений, а своего рода “нейтральной территорией”, где могли встречаться представители разных группировок, заключать сделки и решать свои проблемы.

Мужчина был одет в безупречный, идеально сидящий на нем костюм-тройку, который, судя по всему, был сшит на заказ у лучшего портного в городе.

На голове у него красовалась элегантная шляпа “федора”, лихо сдвинутая набок, словно он только что сошёл с обложки журнала “Esquire”.

Он курил сигарету, выпустив тонкую струйку дыма в дождливый воздух, и презрительно, словно оценивая их как экспонаты в зоопарке, глядел на них исподлобья. В его взгляде читалась смесь скуки, пренебрежения и какого-то странного, холодного любопытства.

“Куда это вы так спешите, полуночники?” – спросил он, его голос звучал мягко, почти бархатно, но в этой мягкости чувствовалась стальная твёрдость и угроза, словно он был готов в любой момент выпустить когти. “Что, не поделили что-то на ночных улицах Чикаго?” В его голосе прозвучала лёгкая насмешка, словно он был в курсе всего, что происходит в этом городе.

“Простите, мы просто…” – попытался было объяснить Артур, задыхаясь от бега и волнения. Но мужчина прервал его, подняв руку в элегантной замшевой перчатке.

“Тише, тише,” – сказал он, покачав головой. “Не стоит так волноваться. В этом городе лучше не привлекать к себе лишнего внимания. Особенно, если вы не местные. А вы, я вижу, явно не из наших краёв.” Он окинул их презрительным взглядом, словно сканируя их с головы до ног. “Что привело вас в этот город, и, самое главное, что вам здесь нужно?”