Улисс. О! И не было бы в мире того столь восхитительного порядка, который существует среди творений, откуда, по признанию каждого, происходит его красота.

Устрица. И был бы здесь другой порядок, из которого родилась бы красота другого рода, которая была бы, может быть, более прекрасной, чем эта.

Улисс. О! Когда мы в сомнении, мы идем вслепую. Но какое имеет значение то, что природа создала нас голыми, если она дала нам столько знания и столько сил, чтобы одеваться в одежды, [сделанные] из вас?

Устрица. Да, но с какой опасностью? Со сколькими из вас происходило несчастье из-за желания схватить нас, чтобы мы служили вам [какими-то] из частей нашего [организма]? И кроме того, с каким трудом? Потому что, если вы хотите использовать для себя наши шкуры, вам необходимо обработать их, если нашу шерсть – вам необходимо спрясть ее, соткать и сделать с ней тысячу других вещей, прежде чем вы доведете ее до такого вида, чтобы можно было использовать ее.

Улисс. О! Эти труды нам сладостны и приятны, более того, они как бы времяпрепровождение[18].

Устрица. Да, тем, кто делает это ради удовольствия, как иной раз делаешь ты. Но порасспроси-ка об этом тех, кто делает это, вынуждаемый необходимостью и чтобы получить от своих тяжелых трудов возможность приобрести то, что надо; и ты увидишь, скажут ли они, что эти труды кажутся им сладостными. Я сам знаю, потому что, когда я был человеком, мне настолько не нравилось работать [на земле], что, как я тебе сказал, я сделался рыбаком; и я охотно принялся бы за любой большой тяжелый труд, чтобы не работать [на земле], так как считал [эту работу] ремеслом волов, которые работают всегда, и когда более не могут, им дают молотком по голове.