Рука с чашкой, которую мне протягивает Нина, замирает, я успеваю рассмотреть китайский узор на чашке, а ещё — красивые ухоженные ногти Нины, её тонкие пальцы, изящные кисти рук и хрупкие запястья.

— Почему не узнаю? — удивляется она.

— Потому что я сам этого не знаю. Вы позвонили — я приехал, если хотите — уйду, в самом деле, а? Ну, что я тут у вас делаю?

— Собираетесь пить чай, — пожала она плечами. — Я ведь так настаивала, чтобы Вы приехали, — засмеялась она и, заметив в моём взгляде беспокойство, тут же добавила, — нет, это не истерика, просто смех. Слёз тоже не будет, честное слово, я редко плачу. Возьмите чай, а то я пролью.

В самом деле, она просто смеялась. Непостижимые создания женщины. Я беру чашку и продолжаю размышлять, что же мне теперь делать.

Оставаться серьёзным в этой ситуации не получается, а смех у Нины заразительный, и я тоже начинаю смеяться. Так мы и сидим и беспричинно хохочем, глядя друг на друга. За окном январская ночь, вернее, утро, а за стеной возмущенный стук.

Нина прикрывает губы ладонью и делает большие глаза.

— Это соседка, она не выносит даже малейшего шума после одиннадцати вечера, — сообщает она страшным шепотом.

Мне приходит мысль: почему я не ощущаю ни малейшей неловкости с этой женщиной? Ни её смех, ни слёзы, ни то, как она, немного вытягивая вперёд губы, пьёт горячий чай из синей с золотым ободком чашки, как поминутно заправляет за ухо прядь волос.

Нина не кажется мне красивой, но она такая открытая, как будто мы знаем друг друга давно-давно. Сто лет.

А время между тем идёт. Чай выпит, а беседа «ни о чём» не клеится. Да и как может у нас, незнакомых друг с другом людей, найтись достаточно тем для разговора, чтобы поддерживать его больше четверти часа. И ещё я всё время думаю, что Нина расстроена. Ведь ждала она не меня.

Нет, теперь уже не смущение или неловкость, скорее сожаление — вот что я чувствую. А что, если бы она МЕНЯ ждала? И что я сказал бы? И вообще, как бы пришел к ней? Что делал бы? Понятно, пил бы чай на этой кухне, а потом? Потом?

Ненужные, нескромные мысли. Надо уходить. Действительно НАДО. Иначе я настолько коснусь чужой непонятной мне жизни, судьбы, что уйти станет гораздо труднее.

Я много раз убеждался — лучше не «трогать» участием или любопытством людей, с которыми встречаешься мимоходом. Не останавливать вопросами, если нельзя получить краткий вежливый ответ. Потому что возникнет необходимость выслушать целое откровение. К чему? Это займёт время, но ничего не переменит.

Мы живём за окнами наших квартир. Каждый вечер зажигаем свет, и с улицы виден золотистый квадрат, прикрытый шторой. И только. И там, за этой шторой, жизнь, а на улице снег, или дождь, бывает и солнце. Приходит ночь, наступает рассвет, весна, лето, осень и опять зима. И всё тот же свет и неизвестность для прохожего: что же там, за окном?

Не надо трогать эту неизвестность, если ты равнодушен к ней, потому что твоя жизнь может измениться и твоя Судьба с недоброй усмешкой накажет тебя за любопытство.

В общем, зря я приехал к Нине. Зря… Вот какой вывод напрашивался.

Но всё ещё можно поправить.

— Спасибо за ужин, — говорю я и мысленно даю себе слово никогда больше не звонить ей, — ещё раз простите за вторжение, мне, в самом деле, пора.

— Поздно очень, никакой транспорт не ходит, — она смотрит на меня безнадежно.

— На машине доберусь, мосты сейчас не разводят…

Я встаю, Нина покорно ставит чашку на стол и тоже встает, чтобы проводить меня. Она молча идёт за мной до самой входной двери. Одевшись, берусь за ручку и только теперь замечаю — замок не защёлкнут, всё это время мы так и просидели в открытой квартире.