А всё же одно совершенно неоспоримое преимущество перед благоустроенной почтовой станцией у этого постоялого двора имелось. Здесь никто не интересовался тем, разыскивают ли очередного клиента люди местного князя или слуги императора, и если да, то за какие преступления.
Оррика же разыскивали и те, и другие. Конечно, среди непочтенной публики, которая пила, ела и галдела вокруг, тоже могли найтись желающие отделить его голову от плеч. Уж очень дорого она сейчас стоила. Но в этой пёстрой компании контрабандистов, воров, нищенствующих монахов из храмов предков и храмов признанных богов, просто нищих и, наконец, явных лесных разбойников, Оррик заметил не более пары дваждырождённых, с которыми не смог бы разделаться одним щелчком. Первым из них был местный вышибала, вряд ли заинтересованный в том, чтобы идти на огромный риск и заодно гробить репутацию заведения как убежища.
А вот второй… второй неискушенному взгляду был приметен разве что тем, что казался слишком нормальным для разбойничьего притона. На вид ближе двадцати, чем к тридцати, привлекательное, начисто выбритое лицо. В добротной, но простой одежде из дешёвой синей ткани, без татуировок и украшений, любимых теми, кто желал выставить напоказ свою удаль. Даже меч на поясе ничем не отличал его от сына зажиточного торговца или деревенского богача. В Великом Инзе с презрением и недоверием относились, что к чародейству, что к искусству изменений. Состоятельный человек, желающий сыну второго рождения, обычно покупал ему меч и место ученика в ближайшей школе боевых искусств. Вложение средств, вдвойне разумное в нынешние неспокойные времена.
Вот только хоть этот человек и скрывал свои способности, но не очень искусно. Даже обычные лихие люди, неспособные отличить дваждырождённого ни по заметным глазу движениям, ни по количеству незримой духовной силы, инстинктивно ощущали, что рядом с ними не простая деревенская собака, а матёрый волк. И старались его не задевать.
Поэтому когда Оррик, расспрашивавший лысеющего хозяина заведения о дороге дальше на восток, испытал смутное ощущение опасности, он краем глаза поглядел на этого воина. А тот и вправду встал, зашагал к стойке и Оррику. Люди перед ним расступались. Оррик повернулся было в его сторону – и в этот момент, по лицу и направлению взгляда хозяина, осознал, что кто-то бесшумный и неощущаемый приближается совсем с другой стороны. Явно не с добрыми намерениями.
Дальше всё произошло быстрее, чем искра вылетает из кремня. Оррик начал разворачиваться, ладонь уже на рукояти меча. Молодой воин схватил с ближайшего к нему стола полупустую бутыль и метнул её – явно мимо Оррика. Совершенно неприметный пожилой человек в пёстрой одежде бродячего фокусника, получил этой бутылью в грудь. На ногах устоял. Вот только короткий, тонкий нож, который он как раз извлекал из рукава, при этом вонзился в запястье ему самому.
Лже-фокусник взвыл от непереносимой боли. Устремился к выходу с невероятной прытью, одним прыжком вскочил на стол, прыгнул снова, пролетел прямо над головами онемевших от изумления постояльцев. Ни Оррик ни воин не успевали его перехватить. Но вот сидевший у двери вышибала, хоть и казался натуральным дубом, что по сложению, что по сообразительности, среагировал быстро. От удара его могучего кулака прыткий старик снова взлетел в воздух, только приземлился уже безо всякой грации. Люди шарахнулись от него во все стороны – а Оррик и воин подскочили, наставив мечи.
Но грозить оружием больше не требовалось. Неудачливый убийца попытался вскочить, но его тело свела судорога, он покатился по полу, содрогаясь и хрипя. Кожа на запястье успела совершенно почернеть. В зале воцарилась тишина, не считая звуков агонии,