Еретиков?

Отступников?

Кого-то кто претендует на место короля?

– Это очень могущественный орден, – продолжила тем временем Марлена, поднимаясь с корточек и принимаясь нервно расхаживать по комнате. – Он использует тебя. Прожуёт и выплюнет!

– Беспокоишься обо мне? – недоверчиво уточнил Гил.

Марлена обернулась к нему. Взгляд её уже не был холодным и чужим, но и сострадания в нём Гил не обнаружил. Льдистые островки подтаяли, но карию бархатность её глаз по-прежнему скрывала изморозь. Марлена изменилась, и Гил очень испугался, что той сладкой, страстной девочки, сокрушившей в «Единороге» его сердце, больше нет.

– Да, беспокоюсь, – кивнула она, но уточнила; – о нас всех. Я беспокоюсь обо всех людях.

– Говоришь так, будто после всего что было, ты решила податься в Алродовы невесты, – с трудом скрывая брезгливость, выплюнул Гил.

Он не любил жриц. Терпеть не мог святош, как и всё что было связано с религиозными орденами, которые наместник Создателя Алрод так активно плодил в их убогом человечьем мире. Это и неудивительно: никто из приютских воспитанников не любит братства Алрода. Это для прихожан его храмы – святилища и сосредоточие непорочного столпа нравственности, а для маленьких воспитанников – земное чистилище.

Пока прихожане заходились во время служб в нуменозном экстазе, хоровые мальчики изнывали от ноющих мышц, недосыпа, голода и страха перед суровой жреческой дланью. Их карали за любой проступок или хотя бы за намёк на вероятность оного. Карали всех без разбора. Даже Гилберта, хотя и считалась, что люди, обладающие его даром – поцелованы Создателем и являются его руками в мире людей. Не такими ценным, конечно, как десницы наперсника Алрода, но всё же.

Впрочем, даром Гиловскую способность пересекать границы миров, мог называть только слабоумный. Даже парни из приюта понимали, что маленький, щуплый мальчуган с большими голубыми глазами, вечно спрятанными за непослушным чубом, страдает больше их, хоть и совсем иначе. Кормили Гила чуть лучше прочих, пусть и не впрок, иногда позволяли проспать весь день, отвлекая только на молитвы, и всё же окружающая его мелюзга видела, что это слабая компенсация за те муки, на которые обрекал парня настоятель их приюта, заставляя с раннего возраста практиковать хождение в призрачные миры.

Ещё лет в семь Гилберт был милым смешливым ребёнком, способным очаровать дочь бургомистра. Но в восемь за его воспитание взялись всерьёз, и через пару лет Гила было не узнать. Худой, вечно изможденный малец с неизменными лиловыми пятнами скорби под глазами, с впалыми щеками и регулярными припадками со временем стал вызывать в сверстниках страх, потому как походил на зомби. Воспитанники боялись что однажды, Гилберт впустит в их дом страшную силу, и та поглотит всех.

Гил не знал, кому первому пришла в голову эта дикая мысль, да и не важно это было, потому что подхватили её все, включая и его единственную подругу Эрму.

Вот тогда-то настоятель и принял решение, что Гилберту пора начать практику сталкера. Эрма была первой, кого Гил повел в мир мёртвых. И первой, кого он там оставил. Вспоминать об этом сталкер не любил, но каждый раз, когда тропу его жизни пересекало святое братство – воскресали и эти страшные видения.

Гил уже давно не походил на того щуплого недоноска, каким был в приюте. Да он не стал бравым широкоплечим фехтовальщиком с подкрученными усами. Но за десять лет сумел окрепнуть и даже приобрести некую сухопарую рельефность и гибкость. Только вот острые скулы всё так же придавали его лицу некую трагичность, несмотря на то, что он вёл довольно праздный образ жизни.