– Выкладывай!

– А, может, не надо? – тоненько пискнула я и прикусила кулак.

– Надо, Таня, надо! – разлила Ковалёва вино по фужерам и протянула мне мою порцию.

– Если вкратце, то это звездец, Нинусь, - вздохнула я.

– Что этот чёрт сделал на этот раз? – вспыхнула подруга и грохнула по столу кулаком так, что даже я вздрогнула.

– Он меня...

И замолчала, не в силах вымолвить больше ни слова.

– Что? Уволил? – насупилась Нина.

– Нет, – замотала я головой и застонала, – но лучше бы уволил, честное слово.

– Тогда что?

– Он... он меня...

– Ну что? Премии лишил, да?

– Нинусь, - поджала я губы и жалобно на неё глянула, не в силах рассказать то, что со мной приключилось. Это было слишком! Это до сих пор не укладывалось в моей голове, а уж как обличить всё в удобоваримые слова, так я и вовсе не понимала.

И стыд всё больше поджаривал меня изнутри!

– Вот же гад ползучий! Знает же, что тебе сейчас деньги позарез нужны, и всё равно извращается!

– Извращается, - кивнула я и прихлебнула из бокала.

– Слушай, Тань, а может тебе плюнуть на всё и уволиться, а?

– Гениально, Нин! И как я сама до этого не додумалась и правда? Только есть один нюанс. Малюсенький такой, – показала я соответствующий размер большим и указательным пальцами, – кредит ты за меня платить будешь?

– Мда, – поджала губы подруга, – за меня бы кто мои выплатил.

И на кухне после этих слов воцарилась практически гробовая тишина, нарушаемая только тиканьем часов на подоконнике, да мерным шумом вечернего мегаполиса за окном. Каждая из нас думала о своём. Нинка, наверное, о том, как ей катастрофически не везёт на мужиков. А я о том, что мне во второй раз к ряду фортануло как утопленнику.

– Нинусь? – выдохнула я, – Что мы всё обо мне, да обо мне. Ну, подумаешь, работа. Ну чёрт с ним, с этим Ханом проклятым. Ты лучше расскажи, как у тебя тут дела? Сколько мы с тобой не виделись, м-м?

И подруга вдруг встрепенулась, а потом залилась соловьем, рассказывая, что наконец-то вроде как встретила нормального парня и уже дважды сходила с ним на романтическое свидание. Я, конечно, же улыбалась в ответ на ее слова, а сама под столом отчаянно скрещивала за неё пальцы. Потому что, ах и ох, но сколько раз сидя на этой самой кухне, я слышала подобные восторженные рассказы, а вскоре услужливо подавала ей салфетки, когда она оплакивала очередного мудака.

Нинке было тридцать три, мне двадцать два, и один чёрт знает как так получилось, что мы сдружились. Но факт оставался фактом: она была одной из немногих, кого я считала близким человеком. Правда, даже ей я не могла открыться до конца, рискуя прийти к неутешительным для себя выводам.

Так и сидели мы на кухне, болтая обо всём, кроме сегодняшнего инцидента, а глубоко за полночь всё-таки решили, что с нас хватит, и двинулись спать. Но перед тем, как лечь на разложенный и скрипучий диван-книжку, я впервые обратилась к подруге со странной просьбой:

– Нинусь, ты мне дай какую-нибудь пижамку, а?

– Пижамку? Нафига тебе пижамка, Сажина? На улице лето, жара вон какая, даже ночью шпарит. Да и ты всегда у меня в труселях спала и не выделывалась. Если так надо, то вон там в шкафу возьми какую-нибудь мою домашнюю футболку и дуй в постель. Пижамку ей, – хмыкнула Нинка.

А я ещё раз отчаянно вздохнула.

Спать в трусах? Да я бы с радостью, если бы только они у меня были.

Были, да сплыли...

Подруга укладывается на своё привычное место у стенки и блаженно прикрывает глаза, а я всё-таки топаю к шифоньеру и принимаюсь выискивать там какую-нибудь подходящую для своего случая одежонку. И нахожу – удлинённое домашнее платье. Радостно подхватываю его и несусь в ванную комнату, где тут же принимаюсь раздеваться.