Что же делать?! Свернуть в высокую траву? Я не пробегу там и метра. Упасть навзничь? Бык затопчет меня или поднимет на рога. И Батаня… Батаня же еще… Едва не вскрикивая от отчаяния, я стащил со спины туесок — и когда только успел закинуть лямки на плечи?.. И отбросил его в сторону. Бык не обратил внимания на летящий предмет, а я как мог прибавил скорости без лишнего веса. Бежать было уже недалеко. Вот только понимал я: не успею. Не добегу.

На глаза навернулись слезы. От страха, от злости, от бессилия. И от ужасного томительного ожидания — вот сейчас, уже сейчас меня настигнут, проткнут, затопчут, уничтожат…

Громкий крик, и снова топот копыт — на этот раз резкий, легкий. Он отвлек, заставил обернуться. И уставшие ноги немедленно запнулись о траву.

Падение вышибло дух, но я был почти рад, что все закончилось. Может быть, я еще сумею откатиться в траву, зарыться в нее, отползти…

— Аааа! — резанул по ушам новый крик прямо за спиной. — А-а-ну! Ни-зя, кому говорю! А-ну п-шшол! Быр-ра!

Обиженное грозное мычание было ему ответом, а я наконец-то обернулся.

Парень на уже совсем не сонной лошаденке заслонял меня от тяжело дышащего быка и махал на него руками.

— П-шол, п-шол! — все повторял он громко. — Давай-давай!

“Как вовремя…” — подумал я и без сил раскинулся на траве, глядя в хмурое серое небо.

Нужно было встать, найти туесок с Батаней, убедиться, что он не расшибся. Поблагодарить спасителя. И закапать наконец в глаза капли, чтобы понять, что здесь только что произошло. Потому что ни в каком мире не нападают животные на чудодеев.

Никогда.

Суседка — одно из названий домового.

Баган — дух-покровитель рогатого скота.

4. Глава 4

Пастушка звали Мытько, и перепугался он едва ли не больше, чем я. Соскочил со своей лошаденки, принялся меня поднимать, а потом — лазить вместе со мной по траве, ища туесок и вывалившуюся из него крышку скудельницы.

— Не серчай, бачко, — приговаривал он. — Баска добрый… Хороший бык Баска, не обижает никого. Ажно не знаю, что он удумал сегодня. Не серчай, бачко, не видел я тебя. Как увидел бы раньше — отогнал бы, а так… не серчай только, бачко…

Баска — Красавец, значит… Ну что ж, бык и правда был красивым. Насколько я успел рассмотреть.

— А скажи-ка мне, Мытько, скотина-то как обычно себя сегодня вела? — перебил я бесконечное “не серчай, бачко”. — И в последнее время?

— Скотинка-то?.. — Мытько поднял на меня бледно-голубые глаза и растерянно моргнул. — Так а че она сделает-то? Как обычно все, травку кушает, молоко дает, лепешки лепит. Под призором всегда.

— Никто не болел? Не мычал без повода? Не пугался не пойми чего?

Мытько поскреб крытую льняной шапкой макушку.

— Домой согнать таперища трудно, — признался он. — Не хотют идти — и все тут.

— Вот как… — протянул я и заглянул в туесок. Капли с чудью пропали из своего гнезда на крышке и, вестимо, сгинули в траве. — Благодарствую, Мытько, за спасение, — я прижал руку к груди и ненадолго склонил голову. — Подскажи теперь, где хату Старосты искать. Посредь деревни али как?

— Посредь, посредь! — закивал парнишка. — Тама горшки красные на заборе и рябинка вся красная у ворот. Справная рябинка, сразу увидите.

Я поблагодарил снова и отвернулся к туеску. Батаня напугался так, что схватил теперь изнутри крышечку и держал ее настолько крепко, что открыть скудельницу не было никакой возможности. Ладно, пусть сидит. Чуди у меня и так было полно.

Сырая, неочищенная, ни в чем не растворенная… Как же она жглась! Насыпав в глаза по малюсенькой щепоточке, я закрыл лицо руками, пережидая, пока резь в глазах утихнет. Не до конца, конечно — теперь до вечера ходить будто с песком под веками, — но хотя бы настолько, чтобы можно было смотреть под ноги сквозь льющиеся слезы.