Здесь, как и говорил Староста, на стадо было любо-дорого посмотреть. Толстые гладкие коровки, здоровенькие все, чистенькие, шли по улицам бесконечным потоком в перезвоне болтающихся на шее колокольцев. Утром — в поле, вечером — домой. Каждая коровка знала, где ее родной хлев, никогда не забывала, куда свернуть, даже если вдруг по темноте возвращалась, припозднившись — то была багана наука. Поутру соберет всех, повечеру разведет.

Ничего необычного я не замечал. Деревня как деревня, коровы как коровы. Разве что погода нынче подкачала — серо все было, того и гляди дождь пойдет. Утопающая в росе трава парила туманом, а сверху его напитывала неприятная влажная морось из низких плотных облаков. А вот коровам погода нравилась — было уже достаточно холодно и влажно, чтобы летучий кусачий гнус попрятался или вовсе успел сгинуть, но еще недостаточно зябко, чтобы искать тепла в хлеву.

На большое поле за околицей я вышел раньше паренька-пастуха, едущего без седла на низенькой толстенькой лошадке. Та явно была не рада прогулке и еле-еле плелась, понурив голову. Парнишке же, вестимо, только недавно доверили целое стадо — он внимательно следил за коровами, пересчитывал их, шевеля губами, и верно не заметил бы меня, даже не будь на мне взгляд отводящих чар.

Пройдя поле до середины, я остановился посреди сочного хруста, чавкания и фырчания — голодные животные стремились набить по-осеннему сочной травой огромные желудки, — снял туесок и полез за каплями с чудью. Ну и проверить, как там Батаня, тоже не мешало.

Домовой мой спал — не знаю, сомкнул ли он глаз этой ночью, но в безопасности своего туеска явно провалился в сладкую дрему, едва мы вышли за порог. Когда-то он привыкал к временному жилищу долго, с трудом и неохотой. Но все-таки привык, а с годами и вовсе стал считать скудельницу больше домом, чем моя собственная хатка на краю заповедной чудской рощи.

Некстати вспомнив родной дом, я с тоской поглядел на заговоренный камень, благодаря которому дорога домой всегда была легче и быстрее в несколько раз, чем любая другая, и потянулся за пузырьком с каплями.

Оглушительный нечеловеческий рев разнесся по туманному полю, заставив Батаню проснуться и высунуться из горла горшка, отбросив тяжелую глиняную крышечку, а меня — резко выпрямиться, оглядываясь.

Рев повторился снова — то ли рык, то ли крик, то ли… Тут я расслышал в ужасном звуке четкое “му-у-у-у”, и меня пробрал холодный пот. Местного быка я уже видел. Огромный, черный как смоль, с длинными извитыми рогами. Он явно был немолод и успел нагулять и перекатывающиеся под лоснящейся шкурой мышцы, и жирок, добавляющий и без того тяжеленной туше объем и вес, и опыт, позволяющий без страха кидаться на любого противника.

Холодея от страха, я метался взглядом по коровьим телам, ища черную бычью шкуру, а потом услышал его — звук вспахиваемой копытом земли.

“Бежать!” — завопило мое нутро, и я схватил туесок, вместе с ним вскакивая на ноги.

А в следующую секунду я наконец-то понял, где находился бык. По стремительно приближающемуся топоту тяжелого коровьего галопа.

У меня были сильные ноги — я привык много ходить. Но бежать на скорость, задыхаясь от ужаса, не чувствуя ног, не видя спасения… В поле не было ни деревьев, ни ям. Где-то там за туманом высился частокол деревенской оградки, а за ней начинались незнакомые пока что дворы — но как добежать до них? Как опередить пусть не чудское создание, творящее зло с помощью своих чудовских чар, а вполне обычное, мирское, но отчего-то злое именно на меня?..

В груди больно жгло, ноги онемели, но я этого не замечал — я слышал, чувствовал, как из огромных ноздрей за моей спиной толчками вырывается воздух в такт скачкам огромного тела, как разлетается под острыми копытами земля, и что все это происходит все ближе и ближе ко мне.