Теория мир-систем обычно занимается макроуровнями и процессами экономической интеграции. В отличие от нее, постколониальные исследования начиная с 1980–х годов вносили важный вклад в понимание сложностей взаимодействия через культурные границы. Этот подход строится на предпосылке о том, что современный мир основан на колониальном порядке, который в некоторых регионах восходит к XVI веку, являясь следствием европейского завоевания Америк. Колониальное прошлое мира не только сказалось на формах господства и экономической эксплуатации, но отразилось также в категориях знания, в представлениях о прошлом и в восприятии будущего. Следуя по пути, проложенному знаменитой книгой Эдварда Саида «Ориентализм» (1978), постколониальные исследователи уделяли особое внимание «уровням познания» и «режимам знания», стоявшим за колониальным проектом[92].

Постколониальные исследования давали важный и продуктивный ответ на многие трудные вопросы теории модернизации. Ряд ранних работ, инициированных учеными, занимавшимися «исследованиями угнетенных» (subaltern studies), был посвящен Южной Азии, но вскоре постколониальные исследования обратились и к другим регионам, таким как Латинская Америка и Африка. Как и в предыдущем случае, глобальные историки могут многое почерпнуть из работ этой школы. Постколониальные исследователи, несомненно, не предлагали грандиозных нарративов, охватывающих историю всего мира. Наоборот, многие из них относятся к подобным претензиям весьма настороженно, стараясь избегать широковещательных обобщений и всеохватных идей, доказывающих закономерность торжества современного Запада. Они не приемлют риторику «глобального», которую рассматривают как дискурс империалистического доминирования. С их точки зрения, все, что называют «глобальным», по сути представляет собой следствие колониализма и вторжения империализма в локальные «жизненные миры».

Тем не менее постколониальная критика модернизационной парадигмы дала много плодотворных идей для нашего понимания глобального прошлого. Особого внимания заслуживают три момента. Во-первых, постколониальный подход дает возможность глубоко проникнуть в динамику транскультурного обмена. Внимание к сложностям отдельных действующих сил, к специфическим локальным способам апроприации, к стратегическим модификациям и к механизмам гибридизации может внести важные коррективы в макроисторические модели мировой истории, в которых заимствования часто описываются в упрощенных понятиях диффузии и адаптации. При подобном анализе важно признание того, что многие категории, используемые для объяснения исторических перемен, восходят к реакциям на колониальный опыт. Постколониальные историки показали, например, что насаждение различий с помощью таких понятий, как каста, религия (например, ислам vs индуизм) и раса, было во многом продуктом внешних вмешательств и соглашений различных сил в условиях колониализма[93].

Во-вторых, постколониальный подход рассматривает сопряженность современного мира как точку отсчета для своей транснациональной историографии. Страны и цивилизации не считаются здесь чем-то естественно сложившимся. Напротив, ученых интересует, как такие образования, как «Индия» или «Европа», были созданы в контексте глобального обращения идей. В результате акцент делается на относительности структуры модерного мира. Такой подход вступает в противоречие с евроцентричной всемирной историей, основанной на представлении о том, что европейско-американское развитие происходило изолированно от остального мира и потому может изучаться исходя исключительно из внутренних факторов. Постколониальные исследования стараются преодолеть туннельное видение, объясняющее историю Европы «изнутри».