Но Лика, как бы очнувшись, отстранилась, пригладила руками причёску и, поцеловав Пашу в лоб, тихо произнесла:

– Не сейчас и не здесь. Да и мои заждались тебя к ужину.

Всю недолгую дорогу к Ликиному дому Павел не мог прийти в себя. Ощущение было такое, что у него снесло крышу и никак не получалось поставить её на место. Шли молча. И, чтобы нарушить молчание, он поинтересовался:

– А как твои узнали, что я в городе?

– Да ты так гнал, что чуть не сбросил папину машину в кювет при въезде в город, – Лика рассмеялась и, как ни в чём не бывало, по-хозяйски взяла Пашу под руку.

Лена и Гарик, Ликины родители, радостно встретили гостя. Стали расспрашивать о его родителях – Паша отвечал что-то невпопад. А когда сели за стол, он с горечью почувствовал, что выпивать и закусывать с друзьями, с дочкой которых он только что чуть не переспал, просто невыносимо. Они выпили с Гариком по рюмке коньяку за встречу. Паша чем-то закусил и стал прощаться с радушными хозяевами, ссылаясь на усталость.

Лика проводила его до калитки и, привстав на цыпочки, хотя была с ним почти одного роста, целомудренно поцеловала в лоб.

– До свидания, любимый.

Это «любимый» совсем добило Павла, и он не разбирая дороги побрёл домой.

У себя в комнате он сбросил джинсы, майку и куртку прямо на пол и, не утруждая себя переодеваниями, бухнулся в кровать.

Спалось тревожно: будто бы что-то змеилось, кольцами опутывая его шею, а он не то что не пытается вырваться, а замер в оцепенении. Вот кольца сжимаются всё плотнее – несильно, даже приятно; вот перед его лицом возникла голова великолепной рептилии, гипнотизирующая янтарными глазами… Ближе, ближе… Паша уже готов был испугаться, но, ощутив через сон чьё-то прикосновение, смог наконец открыть глаза.

Прохладная Ликина рука гладила щёку Платова и слегка щекотала за ухом.

– Пора менять распорядок дня, Павел Николаич, – игриво растрепав его волосы, и без того за ночь разлетевшиеся по подушке, Лика слегка стукнула стряхивающего с себя сон Павла по темечку.

– Мы здесь в провинции к этому времени половину дел успеваем переделать.

– Я на отдыхе, – Паша натянул сползающую простыню на грудь, хотя где-то внизу она предательски приподнималась.

– Тем более вставай, радуйся прекрасному утру и всем прелестям деревенской жизни.

Говоря это, Лика собирала разбросанную по всей комнате Пашину одежду и складывала её на стоящий в углу стул.

Павел протёр глаза и, смахнув остатки сна, внимательно посмотрел на Лику. В свободной шёлковой майке и джинсовых шортах она выглядела потрясающе!

– Ты не пробовала носить лифчик? – Паша пытался отвести взгляд от Ликиных прелестей, досадуя, что подняться при ней с кровати и начать одеваться было бы сейчас весьма неудобно.

– Да, когда хожу в школу, а в свободное время не обременяю себя лишними предметами туалета. Ну, вставай, Павлуша, нам сегодня столько всего нужно сделать.

– Лично у меня на сегодня никаких планов нет.

– Будут. Вставай и приводи себя в порядок, – безудержный напор Лики словно имел вещественную плотность, снося всё вокруг.

– Ладно. Брось мои трусы, а то я не дотянусь. Мне нужно в душ.

– А ты иди так.

– Как «так», голым? Хочешь посмотреть на обнажённого мужчину?

– Угу.

– Ничего интересного ты не увидишь.

– Увижу, – Лика слегка покраснела и, отведя от Паши взгляд, сказала как бы в сторону: – Я ещё никогда не видела мужчину без одеж… – она запнулась, – без всего.

– Даю бесплатный совет: поезжай в Москву, сходи в Пушкинский музей – и там увидишь статую обнажённого красавца Давида.

– Да видела уже. Так он же статуя. Не возбуждает.

Если Лика в глубине души и смущалась от сказанного, то умело это скрывала.