В голове всё ещё кружились обрывки воспоминаний – пожар в школе, как я шла сквозь дым, как пыталась спасти Юлю… Но дальше – тьма. Что было потом? Как меня спасли? Эти детали скрыты за завесой, и я не могу их вспомнить.

Тело ноет и болит в каждом сантиметре – мышцы, кости, кожа. Медленно, с трудом, открываю глаза и вижу вокруг знакомые лица. Мама и папа сидят рядом, их взгляды рассеянны, полны тревоги. Рядом – Эми, её глаза красные от слёз. И… Николас. Его я не ожидала увидеть здесь. Он должен был быть с Юлей, с Анной, но он здесь, со мной. Почему? Сердце сжалось, поднимая волну вопросов, на которые у меня нет ответа.

Я не знаю, сколько времени прошло с момента происшествия. Но в комнате стоит тот самый родной запах – гортензии и черешня. На столике передо мной – букет из одиннадцати голубых гортензий, словно свежий глоток спокойствия среди этой больничной белизны. А аромат пирога с черешней – сладкий, сочный, манящий – возвращает меня в детство. В те тихие выходные, когда мама пекла этот пирог, а мы сидели на веранде, окутанные тишиной и безмятежностью.

Несмотря на боль и усталость, от присутствия близких становилось немного легче. Белые стены и резкие запахи перестали казаться такими чуждыми и пугающими.

Вдруг дверь медленно приоткрылась, и в палату вошёл врач – лечащий врач, та самая женщина, которая когда-то была мне почти как вторая мать. Она пекла для меня медовик на день рождения и подарила, казалось бы, лучшую подругу.

Передо мной стояла мама Анастасии – не изменилась ни на йоту. Те же морщинки на лбу, синяки под глазами – следы бессонных ночей, карие глаза, тёмные и глубокие, как у дочери, карамельные непослушные волосы, что всегда были длинными, и узнаваемый голос – мягкий, но властный, наполненный теплом и заботой.

– Мисс Стиль? Вы меня слышите? – спросила она, голос дрожал от волнения.

Я с трудом выдохнула, тихо отвечая:

– Да… слышу…

Я смотрела в её глаза – глубокие, такие родные и знакомые – пытаясь отыскать там ответы на все свои мучившие вопросы. Ищу ту любовь и надежду, которая когда-то согревала меня, будто теплый свет.

– Замечательно, – начала она, врач, – организм молодой, справляется с отравлением угарным газом. Ещё недельку полежит у нас, посмотрим, как пойдут анализы, как здоровье будет восстанавливаться. Ожоги на руках не смертельны, хотя, возможно, кое-где останутся шрамы, но я думаю, всё обойдётся. Дыхательные пути не сильно повреждены, хотя она и надышалась дымом довольно сильно. Скорая приехала вовремя.

Я пыталась удержать дыхание.

– А что с Юлей? – спросила тихо, сердце сжалось от тревоги. Моё здоровье всегда было крепким, и я больше боялась не за себя, а за ту девушку, ради которой рискнула своей жизнью. Глядя на врача и родителей, я не могла понять – неужели я опоздала?

– Девушку, которую ты спасла, госпитализировали, – ответил папа тяжёлым голосом. – Сейчас она в коме, но жива. Ты могла погибнуть, бельчонок.

Слова прозвучали словно холодным ударом. В тот момент я не думала о страхе – ведь человеческая жизнь важнее всего. Я – учитель, и моя ответственность – мои ученики.

Осмотрела свои перебинтованные руки. Они болели и стягивали кожу. Слёзы сами текли по щекам – боюсь представить, что случилось с Юлей. Врач, заметив мой взгляд, тихо кивнула и вышла из палаты.

– Белка, – внезапно прервала тишину Эми, – скажи честно, тебе жить надоело? – её голос дрожал, почти кричал. – Я ещё на твоей свадьбе не была, а ты уже в спасатели записалась!

Её рыжие кудрявые волосы аккуратно уложены, но взгляд был уставший, под глазами – синяки от бессонных ночей, и без косметики она выглядела настоящей Амелией Кварц – искренней и ранимой.