– Вы знаете Николаса Купла? – я почувствовала, как во мне вспыхнул интерес, желание докопаться до истины.
– Ты про Ника? Конечно, знаю. Понравился?
– Как человек – да, – я слегка улыбнулась, – но у него такой талант… и он упоминал маму. Был таким разочарованным, таким грустным… Мне хочется понять, что с ним происходит.
– Тогда слушай, – начала Лариса Александровна, опустив голос и чуть наклонившись ко мне ближе, словно рассказывая тайну. – Это было, когда Нику было тринадцать. Ты тогда уже лицей заканчивала. Я часто ходила к нему на дополнительные занятия по русскому, подтягивала язык. Парень был очень весёлый, активный, родители его просто души в нём не чаяли. Сестра у него – такая же, словно точная копия старшего брата. Но однажды, я точно не вспомню дату, но всё резко изменилось. Ник стал замкнутым, совсем другим. Молчит, ничего не рассказывает, даже психологу – а тот с ним разговаривал не раз – всё время повторял, что у него всё хорошо. А Марина, его младшая сестра, тоже изменилась… резко. А на следующий день по новостям сообщили о страшной аварии на Третьяковской.
– Тогда погибла художница Машуткина? – прервала я, внезапно вспомнив. – Авария была действительно ужасной… – Всплыли в памяти кадры новостей, гул сирен, голос диктора, который трясся от ужаса. – Это было 28 марта в 9 утра. Елизавета Машуткина попала в ДТП – трое погибших на месте. Один водитель, тот самый, что и стал причиной – выжил. Пьяный мужчина на скорости свыше ста двадцати километров в час влетел в Mercedes, где была художница, а затем столкновение усугубили ещё две машины. Эксперты говорили, что Елизавета могла бы выжить, если бы не эти две машины.
– Но как она связана с Николасом? – сжала я руки, сердце забилось быстрее.
– А ты до сих пор не поняла? – с грустью спросила Лариса Александровна. – Машуткина была их мамой – и Ника, и Марины. После свадьбы она не взяла фамилию мужа, а детям дала фамилию мужа. На следующий день вся школа узнала о её смерти – и началась настоящая буря… Ты, наверное, помнишь ту драку между шестиклассниками?
– Это он их тогда…? – выдохнула я, лицо моё покрыла смесь удивления и печали. Тот самый мальчик, который устроил драку и избил двух одноклассников. Он был намного ниже Николаса, хотя, конечно, время меняет людей. Но всё равно – насколько?
– Именно, – кивнула Лариса Александровна. – Директор тогда вошёл в его положение. Не стал строго наказывать, но предупредил – это была его последняя драка. Если повторится – исключение. Тех мальчишек, которых он избил, госпитализировали, родители сразу забрали документы. С тех пор Ник стал другим…
– Мне так жаль его и сестру… – голос сорвался, и я почувствовала, как в уголках глаз наворачиваются слёзы. – Они ведь были такими маленькими, такими беззащитными…
– Да, – тихо согласилась Лариса Александровна, словно разделяя мою боль. – С тех пор Ник перестал приходить на занятия, словно замкнулся в себе. Отдалился от всех, друзей почти не заводил. Учёба ему давалась легко – щёлкал предметы, как орешки, а сестра его… она как будто оправилась, всё такая же жизнерадостная, активная девчонка. Но Николас… начал курить, пропускать уроки. Вот эта молодежь, – она улыбнулась с лёгкой грустью. – Хотя, между нами, Павлу Владимировичу я не говорила, что бельчонок курил вместе с ним. – Я почувствовала, как лицо моё слегка краснеет. – Да не переживай, я всё понимаю. Будто сама никогда не была молодой…
– Спасибо вам, тётя Лариса, – сказала я, чувствуя, как тепло разливается по груди. – Вы единственная, кто всегда меня понимал. Даже тогда, когда с Анастасией перестали общаться.