В отличии от русских буряты, как, впрочем, и монголы, до появления русских в этих местах не готовили сена. Лето и зиму паслись их табуны в приволье степей на подножном корму. Но в снежные зимы и весной, когда пускали палы, скот тысячами падал от бескормицы, устилая трупами степь.

Беря пример с русских, некоторые буряты и монголы занялись сенокошением, предпочитая однако выполнять привычную им работу – пасти скот. Чтобы иметь на зиму запас кормов монголы стали сдавать русским переселенцам сенокосные участки исполу, т. е. брать в оплату половину накошенного сена. Кроме того, русские казаки арендовали сенокосы на китайской стороне Аргуни, в Трехречье, входя в доверие к цинским мандаринам проверенным способом – сунув им по несколько самых что ни на есть обыкновенных российских рублей, имевших хождение в Китае и Монголии. Вот времена-то были!

К числу счастливчиков-взяткодателей относился и Марк Нижегородцев, имевший заимку на берегу Хаула, ближней к русской границе реки Трехречья. Завел он ее скорее из прихоти, заразившись всеобщим настроением. Раз другие богатые казаки имеют, почему и мне иметь. Кроме того, на то была и другая причина. В Трехречье, по слухам, предприимчивые казаки мыли золотишко, манящее к себе Марка дьявольским желтым глазом. Было у него рыльце в пушку, но о том дельце знали лишь два человека – сам Марк, и его верный друг Бурядай. Частенько Марк оглаживал серебряную серьгу, висящую в его левом ухе, улыбаясь одному ему известным мыслям.

Ну а сенокосов Марку хватало и в Могойтуе. Станичный атаман, рука руку моет, свояк. И земли у меня, что деньжат – куры не клюют. Вон сыну Сергею заимку в Рысьей пади отдал. Бери, пользуйся, ничего мне не жалко.

С основным, принадлежащим Марку Нижегородцеву стадом; несколькими тысячами иргенов, борокчанов[143] да двумя сотнями горячих степных скакунов, Бурядай откочевывал с наступлением первых холодов в малоснежные степи верховых караулов лежащих на границы с Монголией, попадая иной раз со стадами и на сопредельную территорию. Барану какая разница, где траву щипать, а Бурядаю и подавно. Везде у него друзья – у казаков на пограничных кордонах, среди бурятских и монгольских пастухов, так любящих слушать мудрого Бурядая, когда он играет на морин-хууре.

Марк доверял Бурядаю как себе. Бурядай являлся хранителем и умножителем его стад. Не зря гласит бурятская пословица «һайн нүхэр шулуун хэрэмһээ бүхэ, һайн морин харсага шубуунһаа түргэн» – «Хороший друг крепче каменной стены, хороший конь быстрее сокола», а Бурядай был верным другом, растившим к тому же коней, быстрее сокола.

Сергей Нижегородцев, как и другие могойтуйские казаки из русских, тоже пользовался услугами бурятов-пастухов. Платили им деньгами или баранами, кто как договорится. Ну а крупнорогатый скот и лошадей летом пасли на выгоне, зимой держали в стайках и стойлах, накашивая для них большое количество сена. Чем и занимаются сейчас отец с сыновьями, махая как заведенные косами.

Первый прокос после бессонной ночи дался Мишке и Степе особенно тяжело. Мало того, что хотелось спать, да еще болели после вчерашнего натруженные мышцы рук и плеч. Ногам-то чего сделается, плетутся, шаркают по стерне за косой следом. Сергей шел первым, задавая тон. Два часа косила без роздыха троица, делая лишь короткие передышки поточить литовки. Наконец Сергей дойдя до конца очередной прокос, полез в карман за жестянкой с табаком.

Сыны ожили, никак батя перекур сделать хочет. Разом, как по команде, замахали веселее литовками, стараясь поскорее пройти ручку.

Сергей расправил с хрустом плечи, поглядывая из-под полуопущенных век с добродушной ухмылкой на наследников. Глянь-ка, как закопытили мои жеребчики, адали ноги им подбили